Анна Емельянова - Пантелеимон

– Спасибо, Евфрасин, – молвил Евстрогий. – Вы убедитесь, что я говорю вам правду. Мой мальчик очень талантливый.

Удовлетворенно склонив голову, Евфросин подозвал своего раба, который дежурил на террасе в ожидании распоряжений, и приказал подать прохладного вина.

Когда кубки были наполнены, Евстрогий поднял свой, провозгласив:

– Не зря говорят, что вы самый достойный человек при дворе!

Лукаво усмехнувшись, Евфросин не удержался от тяжелого вздоха.

– Я благодарен вам! – сказал Евстрогий, осушив вино.

– Не торопитесь меня благодарить, – возразил врач.

– Поверьте, что встретившись с моим сыном, вы обязательно возьмете его в школу, – ответил Евстрогий и встал с дивана.

– С радостью поддержку его, – пробормотал Евфросин, стараясь вспомнить отпрыска Евстрогия. В его голове всплыл образ невысокого худого юноши, которого он видел всего пару раз на городских улицах.

Попрощавшись с врачом, Евстрогий направился к дверям. Проследовав в сопровождении Вассоя через галерею, спустившись по лестнице и перейдя вестибюль, он вновь вышел во двор.

– Теперь мы идем к торговцу тканями! – сказал он удовлетворенно.

Вассой покорно отправился вместе с ним в соседний квартал, где продавали самые ценные персидские ткани. Евстрогий сделал в лавках покупки и лишь после этого, нагрузив Вассоя, засобирался домой.

– Моему сыну понадобится новая одежда, когда он будет принят Евфросином в школу, – говорил он.

Вассой подумал о том, что молодой господин всегда был равнодушен к одеяниям, но ничего не сказал Евстрогию.

По возвращении домой, Евстрогий послал слугу к местному портному и передал свою просьбу прийти к нему через несколько дней.

Евстрогий чувствовал огромное воодушевление. Перед его сыном открывались новые возможности, и это доставляло ему самую искреннюю радость.

В глубине сада послышался смех. Два раба, пришедшие от соседа Евстрогия, проследовали по узкой дорожке в ту часть базальтового здания, где жила прислуга. Их силуэты на миг выхватил свет масляных ламп, горящих на крыльце. По губам Вассоя скользнула насмешливая улыбка. За годы службы в доме Евстрогия он так и не завел себе друзей. Одиночество мучило его. Но он обладал натурой слишком стеснительной, чтобы быть навязчивым. В отношениях с окружающими его всегда останавливает смущение. А между тем вокруг рабы умели весело проводить время.

Проводив их взглядом, он вновь поднимает глаза к небу. Он крепко зажмурился, ловя порыв ветра. До его слуха доносится отдаленный плеск волн. Дом Евстрогия расположен недалеко от морского берега.

– Судя по всему, в жизни господина грядут большие перемены, – сказал подошедший к Вассою раб средних лет. Он тоже был сирийцем.

– Верно, Лаврсатяй, – ответил Вассой. – Ведь Евстрогий договорился с придворным врачом о том, чтобы тот принял завтра у себя нашего Пантолеона.

– Неужели Пантолеон будет учиться в школе Евфрасина? – удивился Лаврсатяй и сел рядом с Вассоем.

– Вероятно, Евфрасин примет его к себе.

– Это было бы замечательно! Пантолеон очень умный мальчик!

По доброму лицу Лаврсатяя проскользнула улыбка. Вассой знал, что он с теплотой относится к Пантолеону. Юноша вырос на его глазах. Лаврсатяй часто присматривал за ним, сопровождал во время прогулок его мать Еввулу. К тому же нрав у раба был дружелюбный, честный и открытый.

– Да, ты относишься к нему, как к собственному сыну, Лаврсатяй! – молвил Вассой.

– Еще бы! Я помню его ребенком! Когда меня только подарили Евстрогию, мальчику едва исполнился год. Евстрогий в ту пору не был любящим отцом. Все его чувства принадлежали Еввуле! Он сходил по ней с ума! Да и как можно было устоять перед прекрасной внешностью это молодой женщины! Ее изысканное лицо с тонкими чертами заставляло мужчин трепетать! К тому же она была доброй… Еввула обладала властью над пылким сердцем своего мужа. Но она умерла. Ты уже в то время служил у нас. Евстрогий ожесточился после ее смерти, утратил веселый нрав, стал нелюдим. Но именно тогда и пробудились в нем горячие чувства к сыну. Видишь ли, Вассой, каждый человек так устроен, что ему нужно кого-нибудь любить. Эта потребность наших сердец. В глубине души Евстрогий до сих пор любит жену, но, поскольку кроме Пантолеона рядом с ним больше никого не осталось, он загорелся той самой отеческой любовью, что прежде была ему неведома.