– Запомни Федор на всю свою жизнь, если ты решил связать ее с военной службой. Любовь к матери и женщине, жизнь Родине, честь ни кому! Если ты отступишься, хоть на йоту от этого, у тебя не будит ни отца, ни братьев, ни фамилии. С Богом Федя. Я верю в тебя.
В кубрике казармы были накрыты столы, и Федор впервые в своей жизни выпил стакан водки. Все гардемарины были возбуждены, каждый из них хотел быть полезен Родине, все рвались на корабли и все хотели воевать. В кубрике появился дежурный офицер.
– Гардемарины, я понимаю ваше рвение. Не торопитесь, и Вам хватит с кем воевать. Вы еще успеете себя проявить. Сегодня ваше главное дело, это учеба. Флоту нужны достойные и знающие офицеры, главная ваша задача прилежно учится. Теперь разойдитесь. Отбой, как всегда в двадцать два ноль, ноль.
Федор пошел к себе домой. В доме праздник. Присяга, это праздник не только его. Собрались все офицеры его большой семьи. Федор больше не пил, а вот родственники часто выпивали. Тостов было много, и за Царя Батюшку, и за Россию матушку. Молча, выпили и за убиенных на фронте. Не только за офицеров, но и за весь российский люд. Тут не было разницы, какого ты сословия. Все полегшие за Родину святы.
Занятия в училище проходили буднично. Каждый будущий морской офицер учился отменно, ни кого не надо было заставлять это делать. Плохой судоводитель, это гибель корабля. Ребята были дружны, только некоторые из большой знати вели себя надменно, но с осторожностью. Все были горячими парнями, и любая ссора могла привести к дуэли, а это означало конец морской карьеры.
II
Этот Рождественский день 1917 года Федор запомнил на всю свою жизнь. Утром всей семьей были в церкви. К обеду вся семья и гости собрались у его отца. В это не спокойное время людей не было много. Все трое братьев, мать с отцом. Дядя, штабс-капитан лейб-гвардии Измайловского полка с женой и дочерью, несколько сослуживцев отца. Хоть был и торжественный день, в то время Новый год не был большим праздником, а вот Рождество всегда встречали с размахом. Изысканных закусок было не много, так, все русское. Икра зернистая, семга, заливная осетрина, разносолы, от квашеной капусты, до маринованных грибов, Смирновская водка, немного шампанского, Крымского производства и огромное количество пирогов. Даша, красивая и молодая деревенская девушка прислуживала за столом. После нескольких рюмок водки мужская компания стала, несколько веселее, но все равно чувствовалось напряжение. Война жуткая и гадкая портила всем настроение. Глава семьи был врачом, доктор медицинских наук, профессор, главный врач одной из крупнейших больниц Петербурга, сколько перед его глазами прошло искалеченных и изувеченных войной людей. Сколько он видел смертей, и не счесть. Из трех его сыновей, двое выбрали военную службу. Средний, Глеб, окончил морской корпус и служил мичманом на линейном корабле, отвечал за установку мин и торпедное оборудование. Младший, Федор, был гардемарином морского корпуса и хотел стать штурманом. Старший, Лев, окончил Петербургский университет и был хорошим бизнесменом. Работал в одном из крупнейших банков России и успешно играл на бирже.
В общем, обед прошел не очень весело. Мужчины встали из-за стола и перешли в кабинет хозяина дома Николая Федоровича, что бы обсудить обстановку в стране и поговорить, о своем, о мужском. Женщины остались в зале, и им было о чем поговорить.
Пока Николай Федорович доставал сигары и разливал мадеру, слово взял штабс-капитан. Он обращался ко Льву.
– Послушай меня мой дорогой племянник. В стране зреет буря, и я так думаю, начнутся беспорядки, слишком я высоко сижу и много вижу. Я заместитель командира не простого полка, а лейб-гвардии. Собирай-ка ты свои капиталы Левушка и дуй в Париж. Тут тебе делать нечего.
– Я уважаю, Ваше мнение дядя, но как на это посмотрят люди и мои коллеги. В трудный час для страны, я соберу все мои деньги и уеду, это не по совести.
– Да, какая там совесть, просто, когда начнутся беспорядки и все побегут из страны, ты будешь нашим плацдармом.
Тут в разговор вступил и Николай Федорович.
– Неужели так все плохо в стране Александр? Вроде, фронт стабилизировался. Мы переходим в наступление. Немного прижмем немчуру и победа, как всегда, будет за нами.
– Ох, Коленька, братец мой любимый, да, разве в германце дело? Ты ничего не видишь в своей больнице. Тебе все одно, что особ царской фамилии лечить, что простого мужика или солдата пользовать. Тут дело в другом. Немец эту войну выиграть не может, проиграет он, а вот смуту у нас в стране затеять может. Если будет бунт в нашей стране, то ты прекрасно знаешь, что такое российский бунт, страшнее не придумать. Месяц назад я по делам службы был в Воронеже, наш брат там начальник полиции, так вот он мне такое поведал, что я и вообразить себе не мог. Вешать надо было всех этих большевиков, меньшевиков и эсеров, а наш царь-батюшка игрался с ними. Увеселительные прогулки по Сибири им делал, они, видите ли, на каторгу с фортепиано стали ездить, а если чихать начинали, то для них и швейцарские курорты подавали. Послушай меня Лев, собирай добро и в Париж уматывай. Это мы военные останемся в России и умрем за неё, а тебе-то, зачем это делать. Смута уляжется, вот и вернешься.
Читать дальше