Юрий Терновский - Скрытая реальностЬ. Книга вторая. Вавочка

– Придет время и ответит, не все деньги решают.

– Наивняк, – рассмеялся Иван, – до седин дожился, а все верит в высшую справедливость. Она потому и высшая, чудак-человек, что справедлива только для высших, к коим мы с тобой, увы, никаким боком не прилеплены. Ты себе можешь представить эту актрису в тюрьме? А вот она смогла, поэтому вы и поменялись с ней местами, что простому смертному без разницы где жизнь коротать, за человека все равно нигде не воспринимают.

– Да ладно…

– Вот тебе и ладно. Драматург Разинский на своем джипе в лоб протаранил молодую девицу на ее скорлупке, валил по встречке, он сидит? Смех в зале… А вот тебя обязательно посадят, хоть ты сто раз не принимал участия в той аварии.

– И что? – уставился на него Погорел.

– Ничего, – пожал плечами Иван, – не хочешь угонять эту железяку, что я предлагаю, давай угоним у этой актриски, мне все равно, а подстроим так, будто это твои вымогатели ее у нее стащили? Натворила делов, пусть отвечает по всей строгости нашего дикого закона. Не дадим улизнуть преступнице от закона, пусть она хоть трижды будет двоюродной сестрой жены этого, как его…

– Ты знаешь, где ее тачка? – удивился Погорел.

– Знаю, конечно, – усмехнулся Иван. – На помойке…

– И как же мы ее угоним? – спросил он у Ивана, рассматривая в прицел объект предстоящего нападения уже с более возросшим интересом, чем даже еще минуту назад.

– Молча… – ухмыльнулся Иван. – Я сейчас сбегаю за гранатометом, он в машине пылится. Это такая штука, если помнишь, из какой ты в Чечне того снайпера разнес в клочья, детишек использовавшего в своей охоте. Стать целью на войне – плевое дело, хорошо, у того пулька против твоей гранаты мельче калибром оказалась.

– Был бы уже давно там, а не двадцать лет еще как здесь, – устало заметил Погорел, вспомнив давно минувшее. – Не надоело старое ворошить?

– А может это твое старое тогда, сейчас и есть самое, что ни на есть настоящее?

– Да ладно, – отмахнулся бывший гранатометчик. – Не вижу ничего общего, там черное и белое, все ясно и понятно, не размыто безалаберностью мирного сосуществования.

– Вот тебе и «да ладно», – кивнул Иван. – Вся жизнь война, в которой все саперы, выживших не остается. Так вот, сапер, сейчас ты спускайся вниз и чешешь шантажировать охрану. Говоришь, что их лимузин под прицелом, если не дураки, пусть звонят хозяину, те мигом вернут твою телку. А не вернут, от их тачки ручной сборки останутся только рожки да ножки. Нам чужого добра не надо, но и свою бабу мы им тоже не отдадим. А вторым выстрелом мы разнесем их чудный домик в деревне, буренка с поля вернется вся в молоке, а доить-то и некому, во смеху будет.

– Ты как пацан, – скривился Погорел. – За полсотни лет уже перевалил, а все в войнушку играешь.

– Куда уж нам до взрослых, – хмыкнул Иван. – Мы же по-взрослому только в штанишки писаем. У тебя есть другие варианты?

– Других вариантов нет.

– Вот и помалкивай.

Воин засунул прицел в рюкзак, пожалев в очередной раз об утерянном бинокле, и стал застегивать молнию. После чего поднялся с корточек, достал из кармана жевательную резинку и забросил себе в рот две мятные подушечки. Другу не предложил. Почувствовал свежесть во рту, представил, как его зубы покрылись инеем, взглянул на часы, и только после этого продолжил:

– Семь минут восьмого, у нас есть целых пять минут, чтобы спланировать наши действия. Чего уставился, пошли, – подтолкнул он соучастника готовящегося преступления к лестнице, продолжая уже на ходу вводить того в курс предстоящей операции. – Через пять минут ровно, у них там все как у немцев, один из охранников отправится за пирожками в ближайшую забегаловку. На это у него уйдет семь минут, я засекал. Все это время второй остается в будке один. Твое дело – занять его разговорами и очень вовремя поднять шлагбаум, чтобы не попортить дорогостоящую обивку сидений.

Поехали …

Угонщик усмехнулся, чувствуя, как какая-то неведомая волна прошлась по всему его телу, настраивая организм. Он знал свое это пограничное состояние перед бурей, когда голова вроде бы уже к бою была и готова, а тело все еще сопротивлялось. Сначала появлялась предательская дрожь в коленках, затем наступало состояние легкой невесомости и полной отрешенности от действительности, после чего… Страх пропадал лишь тогда, когда нечего было уже терять и когда все движения начинали выполняться автоматически. И это был уже не он в обычной жизни, а отлаженная боевая машина пехоты, настроенная только на выполнение поставленной задачи. Только тогда он воевал за всю страну, которой, в общем-то, и дела до него никакого не было. Сейчас же он начинал свою войну за единственного в этом мире человека и за свою любовь. В более чем зрелом возрасте он только сейчас и понял, когда почти уже все потерял, что и в самом деле готов отдать за эту женщину жизнь. И на старуху бывает проруха, а уж на старика в его годах – это все равно, что напавшая «порча» на малолетку. Быть с ней рядом, обнимать, прижимать к себе, целовать, вдыхать, чувствовать, получать и отдавать; слушать ее бархатный голос, впитывать ее запах, растворяться в ней, парить в небесах и наслаждаться! Наслаждаться каждой клеточкой ее тела, каждой минутой, проведенной рядом с ней, каждым незабываемым, но увы, уже потерянным мгновением. Стоило ли ради этого рисковать? Пока что он знал лишь одно, что без всего этого теперь просто не стоило жить.