Анастасия Колесинская - Чернильный Человек и Девочка с Большим Шарфом

– И не подумаю, – равнодушно ответил Чернильный Человек, неспешно оставляя на холсте равномерные мазки, – потому что думаю я только то, что хочу. Думать же проще, чем делать.

Чернильный Человек никому не позволял насильственно влиять на своё настроение, даже если его пытались заставить улыбнуться. И в этом он был, конечно же, прав.

Нет ничего хуже, чем качаться на качелях под дождём поздней осенью. На промозглом ветру, в волглой одежде, навстречу холодным каплям. Хотя в прохладный день подобные развлечения неприятны вне зависимости от времени года. Именно поэтому как раз в такую погоду Чернильный Человек и я частенько вешали качели на мощных ветвях садовых деревьев.

– Жизнь – это череда разочарований и боли, – бормотал Чернильный Человек, падая вверх.

– А ведь мы могли остаться дома, – отвечала я, поднимаясь к небу.

– И какая всё же сегодня гадкая погода, – добавлял он, взмывая вниз, и пелена его негодования потихоньку начинала заволакивать двор.

– Но тогда бы нам совершенно не о чем было бы поговорить, – замечала на это я.

А потом выглядывало солнце, и мы отправлялись домой, как всегда не закончив разговор. Мы начинали его частенько, обычно поначалу друг друга не слушая, и каждый раз, стоило нам подойти к моменту, когда до понимания оставалось несколько взмахов, дождь заканчивался. Необходимость разговора пропадала, и он откладывался. До следующего дождя.

Что ждало нас там, в конце этой беседы? Неизвестно. Но мне почему-то кажется, что если бы мы закончили её вопреки обманчивому тёплому свету, нам не приходилось бы мокнуть так часто.

В чугунной ванной, доверху наполненной грязной водой, величественно восседал Иноземный Учёный. Он весь продрог, его одежда была не только мокрой, но и изрядно перепачканной. Однако Иноземного Учёного это и вовсе не волновало: гордо расправивший плечи, будто молодой Архимед, он замер на пороге истины. Рядом возвышался Чернильный Человек, который задумчиво поливал Иноземного Учёного тушью. Вид оба имели весьма сосредоточенный.

Немаловажно отметить, что дело происходило в нашем саду, поздней осенью, под большой старой ивой, которая, как казалось, была весьма обескуражена происходящим.

– О, Звёздный Архитектор! – я глубоко вздохнула. – Кто надоумил вас на это?

– В книге Фридриха Ницше «Как говорит Заратустра» написано, что тот, кто хочет остаться чистым, должен уметь мыться и грязной водой, – значимо заявила Девочка с Большим Шарфом, укрывшаяся в ветвях, как обезьянка. Всё разом встало на свои места.

– У тебя сегодня много работы? – спросила я Звёздного Архитектора, пока тот, разложив чертежи на крышке рояля в гостиной, сосредоточенно вглядывался в вязь линий. – Просто… ну…

– У тебя какая-то просьба? – ответил он вопросом на вопрос, продолжая клониться к переплетениям вселенского механизма, план которого был распластан на ватмане.

– Вообще-то сначала я собиралась поблагодарить тебя за то, что со мной и со всеми остальными всё хорошо, – призналась я, – при учёте того, как часто мы совершаем безумные отчаянности и отчаянные умности, вряд ли это чистое совпадение.

– Спасибо, – ответил Звёздный Архитектор, доставая из сосредоточия Осени лупу, – мне приятно это слышать. Однако что-то тебя всё же беспокоит, верно?

– Мне бы очень хотелось, чтобы во всем мире наступил Мир, – честно и просто сообщила я, – если это, конечно, не слишком тебя затруднит.

– Именно над этим я сейчас и работаю, – заверил меня Звёздный Архитектор. – Как и всегда.

Когда через мгновение в гостиную вошла Девочка с Большим Шарфом, она не увидела никого, кроме меня.

Мы с Чернильным Человеком лежали на сухопыльном чердачном полу и рассматривали облака, белильными призраками проступающие в полумраке. Старая грампластинка на колесе патефона помогала вновь звучать голосам давно ушедших людей, удары капель по крыше вторили скрипу винила.

– Вон то похоже на пухлого зимнего зайца, – сказала я, ткнув пальцем в облако.

– А вон то, – эхом откликнулся Чернильный Человек, – на поэзию Бодлера или грибницу поганок.

– Всё-таки ты молодец, что нарисовал и приклеил их к потолку, – похвалила я его, привставая, чтобы хлебнуть горячей иронии. – Оставаться дома, когда все остальные идут на прогулку – это не самая плохая идея. Погода переменчива, бумага вечна.