Владимир Чеботаев - Новороссия не сдается. Посвящается героям Новороссии, павшим и живым

– У вас шнурок развязался. – Старик по-прежнему спокойно смотрел на генерала.

Шухевич почувствовал в словах Старика насмешку, хотел вскочить и ударить его, но посмотрев вниз, заметил, что шнурок у него действительно развязался.

Молчание продолжалось несколько секунд. Шухевич знал – существует предел человеческой боли, и был уверен, что старик все равно заговорит.

– Тягнибок, покажи ему мясокомбинат.

Тягнибок, только и ждавший этой команды, быстро запихнул в рот остатки хлеба с салом, взял топор и ухмыляясь, подошел к мужчине.

– Конец тебе, москаль… Щас ты у меня заговоришь…

Старик даже не посмотрел в сторону Тягнибока, он знал, что сейчас произойдет. «Я должен выдержать… Бывало и хуже».

Внешне ничего не изменилось, старик продолжал спокойно сидеть и смотреть на Шухевича, который постепенно расплывался в фокусе его зрения…

…старик вспомнил детство, как он однажды вылил себе на руки кипяток, бегал по дому плакал и кричал от боли. Мать быстро заставила его пописать на тряпку, приложила ее к обожженным местам…

Шухевич отошел немного в сторону, стал спиной к Старику. Он знал, что сейчас раздастся хруст кости, а затем нечеловеческий крик. Генерал был глух к крикам своих врагов, но он не переносил вида крови и отрубленных рук и ног.

…старик боковым зрением, как в замедленной съемке, увидел как Тягнибок поднимает топор…

…мальчик держал смоченную мочой тряпку часа два, кожа горела огнем, но боль постепенно прошла. На месте ожога не осталось и следа…

Тягнибок одним поставленным ударом отрубил старику кисть левой руки…

Шухевич услышав хруст разрубаемой кости, дальше должен был раздаться дикий вопль… но в камере стояла… тишина.

Шухевич резко повернулся…

Отрубленная кисть упала на пол.

Курьер не издал ни звука. Шухевич не верил своим глазам. Он посмотрел на Старика и поежился от страха. Глаза Старика напоминали два ствола ружья, нацеленных ему в лицо и готовых выстрелить.

Тягнибок стоял с топором возле стула, тупо смотрел то на старика и отрубленную руку, то на Шухевича.

Кровь с лезвия топора стекала на пол. Шухевичу казалось, что он слышит, как капли крови ударяются об пол.

«Если он возьмется за вторую руку – я не выдержу…» – подумал старик.

– Врача! Быстро! – заорал Шухевич.

Тягнибок бросил топор на пол и выбежал из камеры.

Шухевич, потрясенный, стоял перед стариком – «Этого не может быть! Никто не выдержит такой боли».

В камеру забежал врач.

– Перевяжи его! – приказал генерал.

Врач быстро начал перевязывать руку старику, пытаясь остановить кровь.

Тягнибок, не зная, что делать, топтался у двери.

Шухевич подошел к врачу.

– Он мне нужен живым. Головой за него отвечаешь! – повернулся к Тягнибоку. – Посади его в отдельную камеру, пои и корми лучшими продуктами и докладывай мне лично каждый день о его здоровье. Ты меня понял?

– Да, – ответил ничего не понимающий Тягнибок. – Он отвязал старика и вывел его из камеры.

Старик в дверях остановился, бросил взгляд на Шухевича и… улыбнулся.

Потрясенный Шухевич стоял посередине камеры. «Господи, ну почему ты помогаешь поганым москалям, а не нам? Мы беспощадно ведем борьбу с врагами нации… мы положили на алтарь нашей победы свои жизни. Если мы недостаточно жестоки и решительны, мы станем еще более жестокими и решительными, чтобы ты наконец полюбил нас и дал нам силы. Если потребуется – мы отречемся от всего: отца с матерью, совести, законов, любви, даже от тебя, господи – во имя одного – победить или погибнуть».

Шухевич посмотрел на отрубленную руку старика, которая лежала на полу, и в его голове четко прозвучал вопрос « Как же нам победить таких врагов?»

В час ночи Дроздов и Марков приехали на аэродром, где на взлетной полосе стоял небольшой двухмоторный самолет.

– Отсюда до линии фронта всего десять километров, – сказал Марков, закуривая сигарету. – Я с женой много раз приезжал сюда на отдых и никогда не думал, что окажусь здесь на линии фронта.

– Это не надолго, скоро здесь все будет по-прежнему, – ответил Дроздов. – Бандеровцы проиграют, у них плохая карма. Ну что, поехали?

Марков пожал ему руку.

– Удачи!

Дроздов сел в самолет. Заревели двигатели, самолет оторвался от взлетной полосы и через несколько минут изчез в темном небе…

В Москве уже знали, что Дроздов согласился пойти в тыл, и не очень ему доверяли, но Марков заверил свое начальство, что он выполнит задание.