Елена Поддубская - Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 2. Колхоз. Часть 1

Кранчевский сумел разобраться в слабостях парня и помочь ему. В конечном итоге практикант и ученик стали друзьями. И однажды в школу пришли родители мальчика и его старшая сестра Маша, чтобы поблагодарить студента. Виктор смотрел на девушку и не мог оторвать взгляд от её широко расставленных глаз, пытаясь понять, почему, при видимой диспропорции, лицо кажется ему столь красивым, а мягкий, бархатный голос хочется слушать и слушать.

Практику Кранчевский закончил с великолепной характеристикой и с «Машей в своём активе». С тех пор Виктор и Маша были неразлучны. Москвичка училась в химико-технологическом институте, мечтала стать аспиранткой и, в отличие от Виктора, всерьёз заниматься наукой. На год младше, она продолжала учёбу, когда Виктор окончил институт. Аспирантура для него была альтернативой распределению. О свадьбе молодые влюблённые только мечтали: в квартире Машиных родителей места было мало – они не могли прописать там будущего зятя. На их предложение подождать, закончить аспирантуру и лишь потом думать о женитьбе Виктор грустно вздыхал. Он не раз просил Машу расписаться с ним и переехать в общежитие, где ему как аспиранту могли выделить комнату. Но, во-первых, из Малаховки москвичке было долго добираться до института, во-вторых, обрекать себя и любимого на проживание в общежитии после того, как Виктор вот уже пять лет жил на дачах, Маше не хотелось. Вариант поселиться на даче вместе со студентами не рассматривался вообще. Традиция исключительно мужских дачных коллективов ревностно поддерживалась и соблюдалась. Сдавать дачи девушкам не соглашались жёны хозяев; ведь всё-таки столица была в каких-то сорока километрах…

Виктор что-то писал, думал о невесте и не заметил, как из-за угла появилась Королёва. Услышав её приветствие, он вздрогнул.

– Что же вы такой пугливый? – рассмеялась Лариса, показывая красивые зубки и встряхивая рыжими кольцами волос, накрученными, скорее всего, с помощью бигуди; мать и сестра аспиранта из далёкого Бийска часто спали всю ночь на железках ради таких же роскошных завихрюлек.

Кранчевский машинально захлопнул тетрадь, словно Лариса могла посягнуть на его записи, и крепко всунул ручку в колпачок, удерживая её, как маленькую пику. Девушка прошла, села за стол напротив и принялась рассматривать его в упор, подперев подбородок.

– Что это у вас? Чай? – она приподняла блюдце, которым была накрыта красивая чашка в форме полураскрывшегося тюльпана, но смотрела на Кранчевского.

– Аккуратнее, – Виктор указал на чашку. – Был чай. Теперь уже остыл. Значит – помои. Так наш Стас говорит. А он – гурман.

Лариса опустила блюдце, вызвав тихое и приятное «дзыньк», и продолжала рассматривать Виктора в упор. Юноша забегал глазами по веснушкам на её лице, соображая, как изменить ситуацию:

– Не переживайте, я его сейчас вылью.

– Не надо, – остановила Лариса, – я полью этим чаем агератум. Дайте! – она протянула руку.

– Только на уроните, – попросил Виктор, приподнявшись со стула. Лариса кивнула, взяла чашку двумя руками, медленно спустилась по ступеням террасы и пошла к синим «ёжикам», раскиданным повсюду в траве.

– Как, говорите, их величают? – бывший гандболист с интересом заглядывал за прозрачную дверь. Лариса на секунду оглянулась. Аспиранту стало неловко, он забормотал по-деловому: – Запишу для Юрки. Он постоянно у вас тут по газону лазает, изучает, рассматривает, – избегая смотреть на девушку, Виктор стянул зубами колпачок ручки, записал название цветка опять же на полях диссертации, и выдохнул: – Ну и придумали: а-ге-ра-тум. Злобно как-то. А они такие милые.

Лариса опять обернулась, теперь быстро и с улыбкой:

– Да? Правда? Вам нравятся? А папа был против. Сказал, что нет ничего лучше очарования и наивности наших васильков и ромашек, – она стала гладить шарики руками. Виктор усмехнулся:

– Во-во, Юрок то же самое говорит. А Стан спорит с ним, что все эти тропики, что там у вас, перед домом, с телегами и беседкой в придачу, – полный кайф.

– А вы что думаете?

Автобус со студентами тащился по просёлочным дорогам. После Луховиц плохой, но всё же асфальт, закончился, и теперь машину кидало из стороны в сторону на ухабах размытой земляной дороги, а вместе с ней кидало и мяло пассажиров. Песни под гитару после часа пути умолкли, студенты уткнулись в передние сиденья и старались пережить остаток поездки, кто как мог. В задней части автобуса горой возвышались сумки, занявшие пол и сиденья двух последних рядов. Попинко скрестил кисти на ручке своей корзины и бережно её придерживал. В проход она не уместилась, на заднем сиденье для неё места тоже не было, так что пришлось держать на руках, загораживая вид примостившимся сзади Ячеку и Сычёвой. Впрочем, они это неудобство не особо замечали, потому что всю дорогу не прекращали оживлённую беседу, перекрикивая шум мотора и радио водителя.