– Я преподаю бесплатно.
– Иосиф бесплатно преподает иврит, который для властей не существует. Иосиф прикрылся справкой, что он ассистент профессора Лернера, платит пять рублей налог и все шито-крыто. Верят ему или нет – вопрос времени. Важно: он обманывает. Но, господа. Отказник должен быть чист как слеза.
– Я только женщин обманываю.
– Не забывайте, господа: окружение не только враждебно, но и агрессивно. И в один черный день они накажут за то, что вы живете нахлебниками их врагов. Помощь из-за границы предназначена для голодающих. Но при этом нельзя ничего делать. Иначе слово «помощь» заменится на слово «финансирование».
– А любовницу содержать можно.
– Но только одну.
– В еврейской традиции помогать друг другу, – сказал молодой раввин Эссас. – Мы работаем на нас.
– Ты прав, – кивнул Альбрехт. – Но когда вас спрашивают: «На что вы живете?», вы почему-то краснеете и молчите. Та самая работа «на нас» – это шоу. Самиздатовские журналы «Евреи в СССР», «Тарбут» в этой толпе никто не видел. Американцы в библиотеках читают. Самиздат возник у демократов и был предназначен для внутренних нужд. Они ведь не собираются уезжать. Как можно возрождать национальную культуру с чемоданами в руках?
– Демократы слиняют, но попозже.
– Я вам верю, – засмеялся Альбрехт. – Но тем не менее, все что можно делать с чемоданами в руках, так это уносить ноги. Тут все зависит от темперамента. Русским это хорошо понятно. А вот как преподавать иврит на вечной мерзлоте? Фокусы хороши в цирке.
– Володя, ты еврей?
– Я немец. Это моя слабость перед вами. Но я тоже отказник.
Между тем у железных ворот синагоги американцы раздавали талиты, тфилин, сидуры.
Маленький хасид Розенштейн столкнулся с Аней Эссас.
– А-Аня-а.
– Ну не вздыхай так. Я замужняя женщина. Ты моего Илью не видел?
– А ты откуда такая загорелая?
– Из Сухуми. Там лето.
– По Илье не сказать.
– Он не загорал. Он стал датишник.
На Горку поднялись Слепак – весь в дыму – курчавая голова и кольца дыма из неизменной трубки, лысый Щаранский и долговязый Престин.
Американцы тотчас окружили их фотографироваться.
«–Мы в понедельник пойдем в Приемную Президиума Верховного Совета и передадим вот это письмо», – сказал Щаранский американцам.
«…евреи СССР, устремившиеся на Родину, мы обращаемся сегодня к руководству страны, полные недоумения и горечи…»
– Я предлагаю всем подписать Заявление, чтобы американцы его взяли с собой.
– Но сегодня суббота, – развел руки Илья Эсасс. – Разве нет другого дня?
– Другого дня нет, Илья. «Не хуже меня знаешь», – сказал Слепак. – Пусть ортодоксы не подписывают. Ждите своего мессию.
– А кто в понедельник примет нас в Президиуме?
– Если нас не примут, мы устроим скандал, – заявила маленькая чернявая Ида Нудель. – И пригласим зарубежных корреспондентов.
– Престин, что скажешь?
– Можно прямо в Лефортово устроить скандал, а можно погулять по Москве перед посадкой, но ведь сыро и холодно.
– Здравствуй, жопа, Новый год! – Слепак выбил табак из трубки. – Греться будешь в Хайфе, и будет море впечатлений. А в понедельник идем скандалить, кровь из носа. С плакатом «Шеллах эт ами»! Гриша Розенштейн напишет плакат. Напишешь, Гриша?
– Уже было, Володя.
– Да, после Моисея никто лучше не придумал.
– Теплые вещи брать с собой?
– А ты что-о, голый пойдешь?
« Мы идем на посадку», – сказал Щаранский. – Так что приготовьтесь.
– Не могу привыкнуть к арестам, – вздохнул Престин.
– Это как к новой любовнице, – засмеялся Бегун. – Никогда не знаешь, чем это для тебя закончится.
– Так что, господа, шаббат шалом.
В кабинете ребе Лазарь легкомысленно жевал бутерброд.
– А как будет по-еврейски имя Андропова?
– Иуда Бен Зеев.
– Кошмар. Никому это больше не говори. Понял? А Ленина?
– Зеев Бен Элиягу.
– Брежнев?
– Арье Бен Элиягу.
– Элиягу-Элиягу. Ужас. Я тебя, Фишман, должен арестовать. Или расстрелять.
– А ты и по-русски Лазарь и по-еврейски Лазарь. И вызов у тебя уже есть, капитан.
– Лейтенант, но обещают повышение. Давай выпьем.
Понедельник. Ноябрь семьдесят шестого года. У лужи подьезда президиума Верховного Совета СССР остановилась белая «Волга» Семена Липавского.
Выпустил из машины двух коротышек: старого академика Лернера и его молодого товарища Щаранского.
Липавскому демарш в Верховный Совет казался бессмысленным.
– Я предатель, – повторял он самому себе. – Я предатель.
Читать дальше