Алгебра Слова - Струны пространства

Я уже не спрашивал себя, когда это кончится. Я привык.

Но не терял надежды, что «упав» в очередной раз в свое прошлое, смогу его изменить. Это было моей мечтой.

«Не могу же я бесконечно бегать по кругу своей жизни. Нельзя же ее проживать постоянно, от рождения до сегодняшнего дня», – предполагал я, но жизнь, очевидно, думала иначе.

– Давай-ка, дуй на улицу! – сердито приказал отец, заходя в маленькую комнату.

Я испуганно оторвался от разглядывания книжки и бросился вон из-за письменного стола. Тяжелая рука отца мне была хорошо знакома. Несколько увесистых затрещин я помню, да таких, что я летел по коридору до маленькой комнаты. Я не акцентировал свое внимание на том, что получил за то, что мешался под ногами. Я даже не обиделся. Но животный страх перед этим мужчиной остался.

У нас с бабушкой имелся ключ от комнатки. Когда за стенкой гремело и грохотало, бабушка запирала дверь. У меня в голове тогда проносилось: «Буря мглою небо кроет». Складывалось впечатление, что именно это и происходит за стеной.

Бежал я на пустырь за барачными деревянными домами.

Упав ничком в сухую, колкую траву, замер. Сердце бешено колотилось, в ушах стоял жуткий шум, похожий на сирену, оповещавшую о воздушной тревоге.

Я просил бабушку вернуться. У земли, у травы, у неба, у солнца…

Маринка еще спала. Я болезненно отключился лишь на полчаса. На рассвете я неслышно сполз с дивана. Сгреб свои вещи со стула и, крадучись, проник в коридор. Выдохнул, плотно прикрыл за собою дверь в комнату. Торопливо оделся.

Эмиль сидел за своим столом.

– Во, – учитывая то обстоятельство, что мы расстались не более трех часов назад, я крайне удивился, увидев его на месте задолго до начала рабочего дня. – Ты-то что тут делаешь?

Он не ответил, а его взгляд, обращенный в мою сторону, был беспомощный и вялый. Эмиль рассортировывал бумаги и документы по журналам и папкам. Подписывал корешки, подклеивал заметки, бережно сворачивал длинные диаграммы, сгибая листы и скрепляя их скрепкой. Его неторопливые и спокойные движения вызывали гнетущую тоску и неподдельное огорчение у меня в душе.

– Эмиль! – не выдержал я.

Он безучастно взглянул на меня и снова продолжил заниматься своим делом. Я пошатнул электрический чайник, и, убедившись в отсутствии воды, прошел к раковине в маленькой прилегающей к кабинету комнате.

Эмиль, разобрав кипу бумаг, отнес папки в шкаф. Затем с большого, широкого подоконника взял следующую беспорядочно наваленную стопку и вернулся к своему столу.

Я воткнул вилку чайника в сеть. Ополоснул два стакана. Достал чай и сахар. Пока закипал чайник, я решил спуститься в столовую и разжиться чем-нибудь съестным. Взяв ключи у вахтера, я было повернул в желтое крыло здания, где располагалась столовая, но во входную дверь протиснулся академик.

– Коростылев, – пришлось мне к нему подойти. – Извини за вчерашнее.

– Ерунда, – пригладил он седовласую голову и поправил лацкан пиджака. – Полнейшая ерунда. У вас новая идея, или вас вчера шофер домой не доставил?

– Доставил, – нехотя ответил я, подумав о том, как быстро «дом» может превратиться в «клетку», из которой хочется бежать без оглядки. – И идеи нету. Решили разобрать накопившиеся дела и сдать в архив.

– И Эмиль уже здесь? – удивился академик.

– Ты же тоже здесь! – заметил я.

– У меня важная встреча с профессором к обеду. А я бы хотел набросать несколько тезисов, чтобы не съезжать с главной темы, так сказать. Ты далеко собрался?

– Поищу в буфете чего-нибудь. Не ужинал и не завтракал я. Могу в качестве извинения пригласить тебя к нам на чай.

В холодильнике столовой я взял бутерброды с заветренным сыром и кружок краковской колбасы. Оставив записку на раздаточном столе о награбленном, мы с Коростылевым поднялись к нам.

Кабинет у нас с Эмилем был не просто большим, он был огромным. У окон стояли в ряд несколько столов, образуя собой просторную поверхность, которая у нас была часто заваливалась документами, бумагами, справочной литературой, чертежами и всем, что было нужно и не нужно. Иногда, в процессе многомесячной работы, не обнаруживалось и свободного пятачка полированного пространства. В углу около шкафов стояли наши с Эмилем рабочие столы, и по противоположной стене располагались приборы, аппараты, схемы и куча всего-всего.

Чайник недовольно выпускал интенсивную струю пара.

Эмиль все также сидел за своим столом, только стол уже был девственно пуст, не считая пишущей машинки в центре, пухлой папки-скоросшивателя слева и толстого блокнота справа.