Алгебра Слова - Струны пространства

– Я понимаю, – многозначительно кивал я и тыкал карандашом в тетрадь. – Подкова – напряжение, буква «а» – работа, палка – ток.

– Сила тока, – поправляла меня бабушка.

– Сила. Еще какая сила, – повторял я, с опаской оглядываясь на розетку. Однажды я в темноте пытался воткнуть вилку настольной лампы и попал в розетку пальцами. Передернуло меня тогда страшно, по всему телу прошла волна. Зато я понял, что это за сила.

Я все ждал того момента, когда мир распахнется, откроется, как обещала бабушка. Но он никак не расширялся, и по-прежнему состоял из закорючек в книгах, двух чашек остывшего чая, вазочки с твердыми пряниками, которые не откусишь, и настольной лампы, ярко освещающей половину письменного стола. И, конечно, бабушки, которая, к моему разочарованию, быстро гасила свет и переносила меня в кровать, приставляя рядом табуретку, чтобы я не упал.

Настольная лампа потом частенько зажигалась вновь, но я, собираясь слезть с кровати, нечаянно засыпал против своей воли.

Утром бабушка отводила меня в детский сад, а вечером забирала. В выходные мы с нею очень много гуляли. Чуть ли не целый день. Бабушка брала с собой термос с горячим чаем и заворачивала бутерброды, картошку в мундире, огурцы или помидоры. Мне очень нравился черный хлеб с подсолнечным маслом и солью, в который бабушка втыкала крупинки чеснока. Получалось похоже на любительскую колбасу. Только загорелую.

Летом гулять мне нравилось, а вот зимой я замерзал и просился домой. Но бабушка умело заговаривала меня и вела в кафетерий, где покупала вкусные кексы. Бывало, что мы просто катались на трамвае или в теплом автобусе, бабушка рассказывала истории или сказки, а я, прислонившись к ее руке, думал, почему мы так долго едем. Часто ходили мы с ней и в цирк, и в театр, и на выставки, иногда на одно и то же по нескольку раз, но домой неизменно возвращались только к позднему вечеру в нашу маленькую и уютную комнату…

С Эмилем, моим коллегой, мы запускали очередную экспериментальную установку для генерирования переменного тока промышленной частоты. Пятая попытка могла опять обернуться неудачей.

…Последнее время мы вечно трудились над безумными идеями Эмиля. В этом ему не было равных в нашем научно-исследовательском институте. На десяток его провалов одна-две идеи каким-то чудом срабатывали. В итоге нас года три или четыре назад отстранили от основной работы, позволив заниматься тем, что с завидным постоянством приходило Эмилю в голову. Я, в отличии от него, идеями не блистал, горячим энтузиазмом к работе, впрочем, тоже. Да, что-то меня могло заинтересовывать, а что-то я выполнял механически. Эмилю я был нужен исключительно из-за своей феноменальной памяти. Вся информация из книг, тысячу раз разглядываемых мною в детстве на письменном столе бабушки, изученная в школе, пройденная в институте фантастическим образом хранилась в моей голове. Я досконально мог воспроизвести любую таблицу, любые коэффициенты, любые формулы и доказательства.

Как и пророчила бабушка, память оказалась лишь зрительной. Но это ни мне, ни делу не мешало. Я за секунду мог найти ошибку или неточность в обоснованиях Эмиля, и продолжить правильный ряд «детских закорючек». Для Эмиля я был ходячей и мгновенной энциклопедией…

Было за полночь, когда мы, уставшие после второй бессонной ночи, снова и снова записывали показания и производили расчеты. Эмиль был веселым молодым человеком и заражал своей энергией, поэтому я на такие мелочи, как сверхурочная работа, порою без выходных, внимания не обращал. С Эмилем было комфортно и в кафе, и в лаборатории. С ним время летело интересно и незаметно.

– С этим могли бы и лаборанты справиться, – заметил я, записывая очередные отклонения и потирая побаливающие от напряжения виски.

– Ты понимаешь, какая штука, – зашептал Эмиль, капилляры в его глазах от утомления лопнули, и белки выглядели болезненно красными. – Впрочем, я позже скажу.

– Ну что еще? – я взглянул на него. – Снова неудача? Но ты, как истинный борец, пойдешь до конца неверного пути, чтобы удостовериться, что никакого шанса нет?

– Параллель, – отозвался он.

– Мне б руки с ногами параллельно сложить и уснуть, – обреченно ответил я.

– В конце неверного пути может найтись такая точка, которая, при правильном рассмотрении, даст направление на правильную параллель.

– Эй, точечник! – не выдержал я. – Диаграмму давай и хватит. Высчитываем среднюю, признаем, что это самая неудачная параллель из предыдущих четырех, и идем домой. В следующие трое суток меня не будить. Вырву телефонный провод, приварю дверь, а в уши натолкаю каменной ваты!