Виктор Семёнов - Совокупность совершенства

Конечно, у меня был помощник – женщина, которая убиралась в квартире дважды в неделю. Каждый раз после ее качественной, в общем-то, работы мне приходилось возвращать некоторые предметы на свои места, и если кто-нибудь увидел бы меня со стороны, то стал бы зрителем странного фильма – смешного и в то же время грустного. Я не ругал ее, она и сама чувствовала себя очень неудобно, если иногда забывала место той или иной бытовой мелочи, и к определенному моменту нашего с ней взаимодействия мы достигли понимания.

В то утро все, что мне было нужно, оказалось на месте, поэтому к восьми тридцати я благополучно вышел из дома.

Выглядело это всегда так: один шаг вперед, разворот, закрытие двери, разворот, десять шагов налево до лифта. Там обычно в это время уже ехал мужчина с десятого этажа со своим шпицем, и я, узнавая их по аромату одеколона хозяина и запаху шерсти собаки, еще до их приветствия желал им доброго утра. Далее следовал несложный выход из парадной во двор и из двора на улицу. Затем полтора километра прямого, как палка, тротуара, переход дороги под свистевший специально для меня светофор и станция метро, популярная в этот час среди людей совершенно разных звуков и запахов. Путь был мне знаком до мельчайших подробностей, включая ямы, лужи во время дождя, трещины и выбоины на асфальте, места, где обычно скапливался мусор, где могли быть собачьи, а может и не только, экскременты. Необходимые бытовые мелочи были сложены в рюкзак, он спокойно покачивался за спиной, не доставляя каких-либо неудобств, и, таким образом, левая рука у меня оставалась абсолютно свободной, что еще более упрощало мне перемещения.

В принципе, только в вестибюле станции я впервые по-настоящему начинал использовать трость. До того она просто занимала свое формальное место в моей правой руке. Сквозь турникет, дающий доступ к эскалаторам, которые несли утренние пассажиропотоки вниз, было проникнуть немного сложнее прочего, но практиковался я предостаточно, поэтому научился успешно преодолевать и это препятствие, и, как и все, спускался к поездам. Затем шел ровно двадцать три шага до той точки, где обычно располагалась третья от головы состава дверь второго вагона, заходил и садился на самое правое место шестиместного сидения – так, чтобы было удобно выйти через восемнадцать минут, или шесть остановок.

И тут, собственно, и происходило то, что стало второй причиной, неудержимо тянувшей меня сюда, вниз, в это столпотворение утреннего часа пик. Рядом со мной садилась она. Касаясь, всегда немного касаясь моего бедра, она усаживалась слева, обдавая меня ароматом духов и своей кожи – легким запахом жасмина и зеленого яблока. Она почти всегда сидела здесь, рядом со мной, и либо слушала музыку в телефоне, либо читала, иногда задевая меня краешком своей книжки. Конечно, я слышал все, что играло в ее наушниках, и ее музыкальный вкус мне нравился, хотя из-за определенных профессиональных моментов понравиться мне в этом аспекте было ох как непросто. А однажды, месяцев шесть назад, я услышал в ее телефоне свой трек, и мурашки побежали по моей коже оттого, что дыхание ее, глубокое и свободное, замерло на секунду, а потом, как ни в чем не бывало, поплыло дальше, заставляя, наверное, подниматься и опускаться грудь. Трек мой продержался в ее хит-параде восемь дней – на два больше, чем ремейк Синатры от московских ребят под названием «Ночью», и на день меньше, чем новая песня Адель.

Здесь, наверное, будет честно немного рассказать о том, чем же я занимаюсь. Я начал увлекаться музыкой с детства, а профессией это стало полтора года назад, когда размещенный мной в Сети трек под названием «Нонсенс» заметил Архип Павловский, собственник рекорд-лейбла «Триада», и, недолго думая, предложил мне присоединиться к ним. Я писал музыку, тексты, пел, сводил все в готовый продукт, и продукт этот пользовался спросом соответствующих медиаресурсов. Однако то ли в силу природной скромности, то ли боязни публичности я фигурировал в медиасреде как некий мультяшный персонаж по имени Месье Дарвин.

Всего лишь полтора года, а казалось, целую вечность назад, тогда мне было восемнадцать, и Архип не сразу поверил в это, пришлось даже предъявить ему паспорт. А как он переживал из-за этих моих особенностей зрения! Его волнения по поводу меня сейчас казались просто ерундой по сравнению с тем, как он опекал меня тогда, в первые дни и недели нашего с ним знакомства. И без толку было ему объяснять, что это не вчера все случилось, что я с рождения не знаю иного, что так я словно рыба в воде. Он слушал только свое беспокойное сердце, повязывал себе на глаза платок и ходил по студии, как краб, натыкаясь на все и всех, пока какой-нибудь музыкант не останавливал его.

Читать дальше