Коллектив авторов - Точки соприкосновения. Современный рассказ

Павел Петрович Неуверов – глава богатейшего российского, в советское время номенклатурного семейства, сумевшего отлично обустроиться на волнах перестройки, владелец гигантской финансово-промышленной корпорации, проникшей своими щупальцами в Восточную Сибирь и Европу. Он сидел, навалившись на лакированную столешницу, и угрюмо смотрел в одну точку. Так редко приходившее в последнее время чувство снова с силой накатило на него. Это чувство было трудно назвать. Чёрная меланхолия? Фрустрация? Тихая паника? Он называл это чувством поезда. Он слушал гулкий и медленно нарастающий стук крови в ушах, похожий на стук колёс приближающегося поезда. Вот он стоит между рельсов, ветер раздувает его одежду, и он должен быстро решить – остаться или отпрыгнуть?

Павел поморщился и нахмурил брови. Он часто хмурился, и это придавало его моложавому лицу упрямое выражение, с намёком на угрозу. Чувство поезда возникало у Павла Петровича в жизненно острые моменты. Когда нужно было решить – сейчас или никогда, чёрное или красное, да или нет. Сын, Костик, посмеиваясь, говорил ему:

– Быть или не быть, батя, – старперские песни. Гамлетовский вопрос звучит теперь так: биться или слиться. Времена, когда за косяк а-ля «оскорблённое достоинство» чикали шпагой, прошли. Щас проще отморозиться.

Умный мальчик. Только, что это ещё за «отморозиться»?

– Ну, отморозиться, сыкануть. Сдаться, короче.

Вопрос, как и позиция сына, не пугали Павла Петровича. Его пугала собственная реакция на эту дилемму. Реакция, которой раньше он никак не мог ожидать от себя.

– Не знаю, – так звучал этот ответ.

И причина этого незнания заключалась ни в неумении управлять компанией, ни в нерешительности – решительности у Павла Петровича было хоть отбавляй, – а в том, что оба исхода при детальном рассмотрении были одинаково плохи. Он старался жить и работать по справедливости, хотя бы в рамках своей вотчины – компании, которой он управлял, своей семьи, своего круга общения. Но законы реальной жизни не подчинялись законам справедливости. Женщина с завязанными глазами правила миром бестолково и то и дело сбивала Неуверова с ног ударами своих «подкрученных» весов и затупленного меча. Он устал биться. И сливаться не привык. Просто руки опускаются. Может, это старость?

Сверкающая стразами входная арка клуба впустила новую порцию посетителей. Развязные, самоуверенные жесты напомаженных молодых мужчин. Медленные, постановочные – чтобы все успели рассмотреть, – движения тонконогих женщин. Дорогие, чуть небрежные наряды, блеск запястий и шей. Наследники капиталов, строящие из себя серьёзных бизнесменов. По-настоящему им работать не нужно, за них уже всё сделали родители. У одной из женщин, не очень красивой, но тщательно проработанной в спортзале и явно находящейся под присмотром личного стилиста, в руках был огромный букет роз в форме шара. Она с трудом несла его, показывая рельефные мышцы предплечий, – именинница.

Павел Петрович отвернулся и снова приложился к стакану. У него сегодня тоже был день рождения. Он давно уже разлюбил его отмечать. Друзей у него не осталось, а корчить радушие перед нужными людьми ему надоело. И вообще, он богатый, самодостаточный человек, – что, он не может себе позволить хотя бы день рождения провести без напряга? Многие годы этот день был поводом для важных переговоров, налаживания связей. Но сегодня, наконец, Павел Петрович созрел до того, чтобы отпраздновать его в одиночку. Правда, это было не совсем празднование, и не совсем дня рождения.

С одной стороны, он, вроде как, скрывался в этом месте. Никому, даже жене, не сказал, куда поехал. Телефоны все отключил. Зная его нелюбовь к гламурным местам, и, в частности, к семейной резиденции на Лазурном берегу, вряд ли кто-то мог заподозрить, что он отправится в Монте-Карло.

С другой стороны, Неуверов уже три дня мозолил глаза людям в публичных местах. Как мотылёк, рвущийся к огню. Выгуливал свой феррари по залитой нежным октябрьским солнцем набережной Круазетт, разгонялся до опасного на крутых трассах Антиба, между высокими заборами вилл своих друзей, врагов, знакомых, малознакомых, незнакомых. Хотя, поправка – только что было сказано, друзей у него не осталось… Павел Петрович валялся на пляже, наблюдая забавный контраст между подтянутыми бегунами, снующими по Променад дез Англэз, и еле передвигающимися между ними сухопарыми старушками. Почему-то все старушки в Ницце сухопарые, наверно, раньше тоже были бегунами. Пока жизнь не выкрутила суставы. В обеденные часы просиживал в «Кафе де Пари», вечерами скучал в Театре Грейс или каком-нибудь мишленовском ресторане. Запустил яхту, подняв на уши персонал. Заставил надраить всё и проверить снасти, правда, так и не вышел в море. Не до моря ему было. Он ждал. Он ждал кое-кого.