Игорь Резников - Хочу в СССР…?

К сожалению, вынужден констатировать, что все эти благие намерения по большей части таковыми и остались. Но, честное благородное слово, я очень старался.

Вот прямо сейчас же и нарушу данное себе обещание. Потому что лично мне эта мысль Фридриха Наумовича Горенштейна объяснила очень многое. Например, почему пишется не то, что хочется, а лишь то, что получается. Ну, и вообще, зачем я всё затеял.

«Память – дело тайное, ждущее сенсационных открытий. Может быть, поняв механизм памяти, можно понять психологию времени. Время ведь не сплошное, а прерывистое, сотканное из отдельных кусков, далеко не равноценных и часто абсолютно лишних. Впрочем, кто знает, что в этом мире лишнее, что необходимое» (Рассказ «Арест антисемита».)

P.S. Мне очень понравилась идея Вячеслава Солдатенко (Славы Сэ) при появлении в тексте аллюзии на нечто общеизвестное помечать её значком ©. Так сказать, ненавязчивая дань уважения чужому авторству. Пожалуй, тоже попробую.

Вообще-то зарисовки – в моем понимании – должны носить характер некой абстрактной обезличенности. Вроде как бы сторонний наблюдатель отрешённо излагает. Если случается такое написать, сильно радуюсь. Но подобная удача выпадает редко. Сплошь и рядом получается лишь нечто личное. Иногда глубоко личное, почти интимное.

В этой части изложены фрагменты, которые объединить какой-либо общей идеей даже и не пытался. Различные темы, времена, случайные события, подслушанные, подсмотренные или прочитанные ситуации, – короче, сборная солянка. Вот и назвал с некоторой претензией: «Зарисовки».

Дети подарили мне новый телефон. Благодаря чему возник повод провести ревизию телефонной книги. Обнаружились неопознанные номера. Некий Анатолий. Хоть позвони и сам у него спроси: ты кто? Или какой-то Саша. Наморщил ум, но так и не вспомнил.

Нашёл немало контактов, утративших актуальность. По большей части, случайное одноразовое общение или давно вычеркнули друг друга из жизни.

Увы, среди последних есть телефоны друзей и близких, кого безжалостно вычеркнула сама жизнь. Их удалить – рука не поднялась. Так и оставил.

Сын, переносивший номера абонентов из одного аппарата в другой, поинтересовался, кто это там у меня называется «Мама». А то был просто номер домашнего телефона. Мамы уже давно нет…

У мамы прохудился рассекатель. Стал крошиться, кусочками проваливаясь внутрь себя и оставляя после мусор и грязь. Рассекатель – это такой специальный металлический прибор с дырочками, который надо класть на горелку газовой плиты под кастрюлю или сковороду. Чтобы поверхность равномерно прогревалась. А маме ж без рассекателя ну совершенно никак! Попросила купить новый. Я честно пообещал.

Стал искать по хозяйственным магазинам. «Нет ли у вас иголок для ножной швейной машинки «Zinger» 1895 года выпуска?» – «Ой, извините. Только вчера закончились. Не успевают подвозить! Но через неделю обещали». Что-то примерно в этом роде.

И вот в одном магазине на краю города (за кольцевой), к большому моему изумлению, увидел на витрине искомый объект. По какой-то совершенно смешной цене. Выбил в кассе, попросил девочку-продавца упаковать. Она пригласила подружку и обе барышни, застенчиво извиняясь, спросили, что это я у них покупаю. А то лежит-лежит, а назначения никто не знает. Говорят, знала одна тётя в отделе, но ушла на пенсию. Пришлось удовлетворить их любопытство.

Рассекатель был щедро обработан маслом. Это очень предусмотрительно: мыть водой его нельзя (ржавеет), а если выжигать смазку прямо на плите, то вонь и дым, понятное дело, стоят на всю квартиру и её окрестности. Однако выбора не было. Девочки не пожалели оберточной бумаги, и я, совершенно счастливый, отправился радовать маму.

На мою беду в тот день предстояло много перемещений на метро. А в городе как раз была объявлена повышенная антитеррористическая безопасность. И повсюду на входе бдительно нёс службу человек с металлоискателем, в погонах и при оружии. Каждого мента интересовало, что это за диковинный «аллах акбар» везу. Терпеливо объяснял, куда и зачем еду. Рассказывал про маму. Хорошо, что в тот день вышел в город не только без бороды, но и вообще чисто выбритым.

Метро. Центральная пересадочная. Час пик, все бегут. Посреди платформы стоит мальчик. Печальные карие глаза отрешённо смотрят сквозь непрерывное людское мельтешение. На юной симпатичной физиономии застыло немного обиженное выражение. Занятой люд на бегу огибает его справа и слева, оставляя примерно по метру свободного пространства и снова смыкаясь за ним в единый поток. А он стоит твёрдо, привычно расставив ноги на ширину плеч и сложив руки за спину. На поясе матовым блеском тускло отсвечивают наручники, тут же висят резиновая дубинка и пистолет в кобуре. Мальчик одет в милицейскую форму.