Алек Рейн - Алька. 89

На работе мне предоставили отпуск, один календарный месяц, как несовершеннолетнему. Проездом на юг гостивший у нас с сыном мой дядя, муж сестры мамы, предложил мне поехать с ними. Они должны были улетать на следующий день, и дядя предложил, чтобы я приехал к ним, в Евпаторию. Там отдыхал его друг, в комнате, которую они снимали с дочерью моего возраста, стояла ещё пара пустующих коек, где они и планировали разместиться. Относительно меня дядя сказал: «Придумаем что-нибудь, на улице не останется». В финансовом отношении отдых на юге явно был дороже, чем проболтаться в Москве или на даче, но мама не задумываясь согласилась, выдала дяде сто десять рублей и спросила: «Хватит?» Дядя ответил: «Не хватит, добавлю». Летом достать билеты на южное направление было делом нерешаемым, тем более если у тебя не было знакомого кассира, а его не было, но была у мамы знакомая врачиха в девяносто восьмой поликлинике, у которой такая кассирша была. Мама позвонила врачихе, та кассирше, я метнулся на Курский вокзал и через пару дней уже трясся на верхней полке плацкартного вагона пассажирского поезда «Москва – Евпатория». В дорогу мама пыталась мне сунуть каких-то харчей, но я отказался их брать категорически, как-то не представлял, как я буду сидеть в одиночку у окошка и хомячить потихоньку, было какое-то ощущение неловкости. Сказал небрежно: «Не буду заморачиваться, перекушу в вагоне-ресторане». Крутняк. Соседями по купе плацкартного вагона оказалась семья, муж с женой и пацанёнок лет пяти, северяне, ехавшие на юг проездом через Москву, люди добродушные и деликатные. Они долго не решались попросить меня поменять мою нижнюю полку на их верхнюю, но, когда предложили я поменялся с удовольствием, детишки всегда любят забираться куда-нибудь повыше. После обмена они почувствовали себя чем-то мне обязанными и всю дорогу пытались меня подкормить, ехали мы полтора суток, и есть они садились каждые три часа, но я отказывался. Во время очередного их перекуса я слез с полки и, отбиваясь от предложений закусить чем бог послал, заявил: «Пойду в вагон-ресторан, чего-то горяченького хочется». Северянин сразу заявил, что уж у него-то горяченького, в том числе и горячительного, найдётся и мы с ним можем о-го-го как, но был обломан, задвинут к окну и зафиксирован супругой, которая зашипела ему в ухо: «Ты что, дебил? Не видишь, парень совсем молодой?» В ресторане я съел борщ, бифштекс с яйцом, запив каким-то соком, заплатил два рубля и проследовал в свою плацкарту, упиваясь своей взрослостью и самостоятельностью. Всё остальное время я продремал или просто пролежал на своей полке. На вокзале меня встречали дядька с брательником, продребезжав полчаса в трамвайчике, мы прибыли к месту дислокации. По дороге дядя сообщил, что, осмотрев по приезду на место комнату, он понял, что ещё койку впихнуть не удастся, и хозяйка предложила несколько вариантов, из которых самым удобоваримым ему показался вариант с установкой койки прямо во дворе. Если мне не понравится, то он сам с дорогой душой там поспит до отъезда приятеля с дочкой. Повозившись минут сорок, хозяйка соорудила под яблоней из четырёх деревянных тарных ящиков, рамы с панцирной сеткой, ватного матраса и рулона марли роскошное ложе с балдахином. Балдахин хозяйка привязала к веткам яблони, с трёх сторон закрепила по низу к раме, со стороны входа, марля висела свободно, с большим запа́хом. Я решил попробовать и не прогадал. В первую ночь долго не мог уснуть, я всегда плохо сплю на новом месте, к тому же не давал спать вой мириада взбесившихся комаров, чувствовавших пятьдесят килограммов молодой плоти, но во все следующие дни спал как убитый. Свежий морской воздух, пение цикад, что может быть лучше? Один раз я попал под ливень, но как-то быстро сориентировался, схватил простыню, матрас с подушкой и одеяло и сквозанул в комнату, где уже дрыхли мёртвым сном четверо. Расстелил матрас на полу и заснул ничтоже сумняшеся. Утром моё наличие в комнате добавило веселья проживающим, а вечером я опять переместился под яблоню, и всё продолжилось, как заведено.

Обычный распорядок дня у нас был примерно таков: часов в семь утра дядя Саша будил меня, умывшись, мы брали два тканевых покрывала и шли на пляж занимать места. Днём пляж был настолько плотно забит отдыхающими, что расположиться к морю ближе чем за тридцать метров было невозможно, и чтобы искупаться, надо было протискиваться между бесчисленным количеством лежащих зачастую вплотную подстилок или самодельных мини-палаточек, которые сооружались из палок и простыней. Процедура «бронирования» места была проста как башмак, в метрах пяти-десяти от моря мы расстилали подстилки, клали на углы камушки, желательно помассивнее, чтобы не унесло ветром. Неплохо было положить на одну половину газетку, а на другую какой-нибудь предмет одежды, например, старую панамку, и всё это прижать камушками. Важно было размещаться недалеко от каких-то приметных точек: двухъярусного солярия, вышки спасателей, иначе потом найти застолблённое место было маловероятно. В это время на пляже, как правило, уже занято процентов двадцать площадей. Заняв место, мы шли купить чего-нибудь для завтрака, как правило, это было молоко, колбаса и хлеб. Изредка, если не было молока, брали что-то кисломолочное, и всё нас чудесно устраивало, все мы были весьма непритязательны. Когда к часам десяти-одиннадцати мы приходили загорать и купаться, подстилки наши всегда находились там, где мы их оставили, только один раз одну из наших подстилок сдвинули с места, лежала как скомканная тряпка, пришлось втроём ютиться на одной. Уже в конце нашего отдыха дядя Саша решил, что для экономии времени нам надо разделиться, я пошёл занимать место на пляже, а он в магазин за харчами, всё получилось быстрее в два раза, но занятое мной место искали все вместе пару часов, не найдя, дядя с брательником махнули рукой и пошли купаться, а я всё искал и наткнулся случайно на наши подстилки, причём в совсем другом месте от того, где я предполагал. Лоханулся, не зафиксировал в памяти какую-либо приметную точку рядом, чтобы потом быстро найти.