После стишка жить стало легче и веселее, и даже платье перестало колоться, взрослые переключились на что-то другое, про Машу как будто забыли и девочка больше не ловила на себе тех пристальных взглядов, которые не раз замечала у дяди Коли, когда он, ковыряясь в блюде, цепляет чей-то кусочек. Мигнула гирлянда, про Машу снова вспомнили и снова начали мучить, как когда-то она сама мучила Мурзика, когда он только появился в их доме, но у Мурзика было спасение, щенок забивался в щель между диваном и стенкой и оттуда так грозно рычал, что даже дед его боялся. Теперь-то Маша поняла какая она великанша, все её как когда-то маленького Мурзика тискали, а она даже не могла забиться в щель между диваном и креслом. После тёти Кати девочка попала в лапы дяди Саши, но тот, взяв её на руки смотрел не на Машу, а совсем на другую тётю. От Маши опять чего-то хотели, стишком про Снежинку мучения её не закончились, все требовали какое-то желание – желаний у Маши, признаться, было множество, но сейчас они как на зло куда-то улетучились. Маша думала-думала, ну и загадала про снег и про то, чтобы всё вокруг ожило. (Глупее желания трудно было придумать, об этом сразу же сказала бабушка…)
Снег за окном итак шел, валил какими-то несметными хлопьями, так что была едва различима стена дома напротив и у сугробов, как у верблюдов, на глазах вырастали горбы, снежные, пушистые… Стоило Маше только вымолвить это желание, взрослых словно укусила какая-то весёлость и её вместе с облачным розовым платьем потащили к окну – кто-то стал водить по тонкому хрустальному стеклу тыча в него пальцем так, будто бы она никогда не видела снега и зимует здесь первую зиму. Пока все глядели на снежную-белоснежную вату, что-то опять произошло, кажется опять мигнула гирлянда, снег за стеклом пошел еще гуще, и это были уже не одинокие порхающие снежинки, а вцепившиеся друг в друга, переваливающиеся то на один бок то на другой, перекособоченные снежные лапы, которые, долетая до земли, кажется и вправду оставляли там следы, и Маша наконец-то поняла, что же это на самом деле значит, когда говорят, что снег идет… Первое желание кажется с перебором, но было исполнено, Маша отвернулась от окна и теперь исподлобья поглядывала на ёлку, поглядывала чего-то опасаясь, но в тоже время страстно, как только ребенок может, чего-то желая.
Стекая прозрачной сосулькой на ветке висела ледышка, порхала, крутясь, балерина, а к ней развернув морковку грустил снеговик с метлою, хотя Маша точно помнила, что перевешивала упрямого Буратино повыше, поближе к звёздочке. Игрушки, словно шишки, выросли на ёлке и одна только Маша с мамой знали, что до этого они спали в ящике на антресоли. Маша потянула ручки к странному, похожему на тарелку платью – больше всего девочке хотелось, чтобы ожила балерина, ну, или хотя бы тявкнула собачка! Блеснула блестка, пробежала вприпрыжку искорка, но это поймал солнечный блик дождик, Маша ждала напрасно, клоун шел в за трубу подвешенный домик, но больше ничего не происходило, ёлка просто мигала и за несколько дней Маша уже выучила и мелодию, и её разноцветное моргание.
Забыв о Машином втором желании все с шумом рассаживались за столом, Маша удивленно за всем наблюдала – бабушка решила поставить на стол всю, которая только была посуду. Девочку снова подхватили чьи-то руки… Сидеть у мамы, папы и даже у тёти Вали было привычно, но Маше больше всего хотелось сидеть у дедушки, потому что дед однажды согласился быть гномом и еще потому, что дедушка сразу бы положил ей в тарелку апельсин и тут бы уже никто ничего не смог сделать, даже мама. Как только Машу спустили на землю, она прямиком направилась к дедушке, но тут её перехватила та самая незнакомая тетя, которая пришла с дядей Витей – Маша пока не знала хорошо это или плохо, что она попала на колени именно к этой тете, потому как не догадывалась кем тётя окажется больше: дедушкой или мамой?
Маша сидела на коленках перебирая на тётиной шее бусы, а на них всё смотрел и смотрел дядя Витя, Маша конечно поняла, что эти бусы – подарок дяди Вити, просто от того, что, когда дядя Витя приходил к ним, он и ей всегда дарил подарок, от чего мама непременно ойкала и просила Машу, как в цирке медведя, кивая головой, говорить «спасибо».
Хлопнула дверь. Не на всех хватило стульев… Что-то бухнуло так, что громко захрустели бокалы, а пока все затихли и мама бегала на кухню, чтобы вытереть скатерть, ручеек всё ближе и ближе подбирался к Маше, а когда она опустила в него палец, жидкость эта ужалилась! Маша аж вскрикнула! Пока тётя всё дула и дула, остужая ей пальчик, Маша опять принялась разглядывать бусы – тётя ей все больше и больше нравилась и, когда Машу об этом спросили, она в этом честно призналась. Пальчику было уже не больно, не осталось даже царапины, тут-то Маша и заметила, что теперь у неё, как у взрослой, большая тарелка, тут-то всё и произошло, всё и начало оживать прямо у Маши перед глазами, то ли от того, что именно она загадывала желания или от того, что именно у неё это очутилось перед глазами, а может от волшебного зефирного платья, которое Маша уже не раз пыталась лизнуть украдкой? Все собрались, на праздничном столе было всё, но не хватало одной лишь горчицы и за ней опять убежала мама…
Читать дальше