Александр Маленков - Сам по себе мальчик

Самая интересная олимпийская дисциплина – это борьба между политкорректностью и здравым смыслом. Я понимаю, что на свете есть женщины, которые занимаются боксом. Ну так вышло. В кружках мягкой игрушки и художественной гимнастики мест не было, а бабушка не железная – отдали ребенка хоть в какую-то секцию. Бокс… Ничего, девочка окрепнет, научится паре приемов, глядишь, пригодится. А у девочки стало получаться. Вот ни в школе, ни со сверстниками ничего не получается, а в секции – получается. Ребенок увлекся – приятно, когда тебя хвалят. Районные соревнования, городские – все лучше, чем во дворе ошиваться. А когда хватились – уже поздно, уже взрослые игры начались: честь школы, спорткомитет… Как-то так и вышло… Девочка-боксер. Странно, конечно, зато не курит! Родители махнули рукой – и вот пожалуйста: в стране десятки девочек-боксеров, ни к чему больше не пригодных, зато все страсть как хотят соревноваться. Ну что с ними делать? Распустить – так они пойдут на митинги, да еще перекалечат омоновцев… Нет, товарищи, это теперь наша ответственность! Поднажали, пригрозили дискриминацией по половому признаку, и пожалуйста – женский бокс стал олимпийской дисциплиной.

Так всегда и бывает: каждый отдельный шаг вроде бы логично вытекал из предыдущего, а пришли в ад. В квадрате, огороженном канатами, две женщины мутузят друг друга по лицу на потеху толпы. И все понимают, что это вопиюще противоестественно, куда более странно, чем пресловутые браки гомосексуалистов, но молчат. Хочется съязвить: что будет дальше? Женская тяжелая атлетика? Но съязвить не получается – женская тяжелая атлетика стала олимпийской дисциплиной еще раньше.

Хочется спросить: вы что там, совсем спятили? Ну понятно, эмансипация, равные права, но есть же предел! Ну какой женский бокс?! Ну алё! Женщины – это такие нежные, добрые существа, рожают детей, утешают… Вы же запретили мужское синхронное плавание, значит, какие-то остатки логики еще у вас там в олимпийских головах есть?

Чтобы нам однажды не оказаться в мире мужских упражнений с лентой, чтобы однажды в детский сад не заявилась бородатая Баба Мороз, чтобы мужчин однажды не заставили законодательно писать сидя, нужно провести границу. И вот где: никаких женских силовых видов спорта и единоборств. Все поняли меня? Приду проверю.

Одна моя родственница училась на психолога и часто делилась со мной свежеполученными знаниями. Два самых интересных открытия, которые я сделал во время этого деления, заключались в следующем. Первое: психология – это не наука. Потому что не может быть наукой набор противоречивых мнений с очень слабой системой измерения результатов, непонятно в каких величинах. И второе: никто не знает, что такое интеллект. То есть, как и во всех других областях психологии, понятие интеллекта представлялось несколькими взаимоисключающими определениями авторитетных психологов. Я удивился и полез в словари, но и там в сухом остатке говорилось что-то вроде «интеллект – это типа способность мыслить, понимать и рассуждать, что-то вроде того, а если вы не понимаете, что такое интеллект, значит, у вас его точно нет, отстаньте». То есть типичное фундаментальное аксиоматичное понятие, как «точка» в математике, для которого нет определения. Определений, в которых «точка» участвует, как раз полно, а сама точка – нечто интуитивно понятное, что невозможно объяснить, абстрактный объект в пространстве.

Но позвольте! – подумал я. Точка – штука простая, любой сразу может отличить точку от прямой, от круга, от холодильника, от жирафа. Но интеллект – сложная штука. Должно же быть описание, какие-то приметы, чтобы понять, где уже интеллект, а где еще нет. Тем не менее никто не может четко сказать, что это такое.

Вот у животных есть интеллект? Допустим. А у насекомых? Ну, что-то вроде. А у растений? Точно нет. То есть он есть только у живых существ. А как тогда быть с грибами? Они умеют запоминать и строить маршруты своими нитями… Или новорожденный – вроде человек, но какой у него интеллект? Сплошной набор инстинктов. А ведь есть еще искусственный разум… Не говоря уже о необходимости измерять интеллект, если мы претендуем на его понимание. Кто умнее – дементный алкоголик или дельфин? Ворона или гугломобиль?

Смешно получается – мы, люди, больше всего гордимся своим разумом, даже называем себя хомо сапиенс, человек разумный, при этом нам его не хватает, чтобы самим себе объяснить, что это такое. Мало того – мы уверены, что он у нас есть, но как-то мало. То есть можно было бы побольше. Нам все время кажется, что мы не используем мозг (который с некоторой осторожностью можно назвать местом обитания интеллекта) в полной мере. Что вот сейчас мы закончим курсы MBA, выпьем ноотропил, прокрутим дырку в черепе, и тогда-то он заработает как полагается! Мечтаем веками напролет о высшем разуме, но не понимаем, каким он должен быть. Понятно, что лучше нашего, но каким? Придумываем для этого богов, которые получаются сплошь такими же злобными, обидчивыми и нелогичными, как мы сами. Конечно, чтобы описать высший разум, нужно им обладать. Но если мы не можем описать даже обычный разум, получается, что у нас и его нет?