Елена Зверева - Свет мой Ленка

Худенькая, высокая, темноволосая и большеглазая Ленка была третьей, кого поселили в нашу с Ольгой Татариновой комнату в рабочем общежитии связи. Ленке было 19 лет и она была очень красива. Округлое яркое лицо с милыми ямочками на щеках, всегда улыбающееся, с наивно распахнутыми карими глазами полностью искупало некоторую, присущую юности, угловатость фигуры, острые локти и коленки. При этом она была высока, стройна и тонка, словно берёзка, не до конца расправившая ветви.

Через неделю после заселения Ленка заболела чесоткой. Её положили в стационар, а нам с Ольгой поступило распоряжение от коменданта общежития пройти обязательный осмотр у дерматолога. Мы дико злились по этому поводу, кляня Ленку на чём свет стоит, но избежать данной процедуры нам не удалось. Получив справку о том, что здоровы, мы с Ольгой ещё долго шипели на тему: шляется молодняк, где попало, заразу носит…

Позже оказалось, что в городе просто чесоточный бум, и подхватить эту заразу можно было на раз-два, элементарно держась за поручень в общественном транспорте.

Через три недели ещё больше похудевшая бледненькая Ленка вновь возникла на пороге нашей комнаты. В руке она держала мороженку на палочке, с аппетитом её облизывала, смущённо улыбалась и говорила, что на улице такая жара, и что так мороженного захотелось…

Почему-то в тот момент мы смотрели на неё и её мороженное с неприязнью, как будто, переболев чесоткой, она получила клеймо на всю оставшуюся жизнь и уж точно не имела никакого права покупать и наслаждаться мороженным!

Через полчаса, застелив свежим, полученным у кастелянши бельём постель, она ушла в душ смывать многослойность больничной мази. Мыться в стационаре не разрешали.

А ещё через несколько дней Ленка вновь расцвела, наряжалась в очень крутые джинсы, японские фирменные батники и футболки, и весело чирикала. Дружба моя с ней и возникла на почве этих самых батников. Но, конечно же, проживание в комнате на троих и совпавшие рабочие смены не могли нас не сблизить и не подружить. Мама Ленки жила в поселке Пластун Т-ого района, Приморского края и работала в каком-то хитром месте, через которое шёл поток фирменной импортной одежды, которую она периодически присылала Ленке.

Но Ленке было недостаточно заработанных денег, потому что сразу после училища ставка электромонтёра в аппаратном зале Центрального телеграфа явно была мало оплачиваемой. Поэтому Ленка раз в месяц продавала какую-нибудь шмотку по спекулятивной цене.

Так я приобрела у неё ярко – жёлтый батник за 50 рублей, что равнялось почти половине моего оклада в 115 рублей, что было достаточно круто на тот период времени. На оклад накручивались 30 процентов районного коэффициента, доплата за ночные смены, а так же за выпадающие выходные и праздники.

Второй красный батник с чёткими строчками по рельефным линиям я купила всего за 25 рублей уже по дружбе, завязавшейся между нами. Излишки вещей я помогала Ленке продавать на своём пятом и других этажах, просто заходя в девичьи комнаты и спрашивая присутствующих:

– Девочки, кому надо?!

Потом Ленка получала деньги, а я признательность. Красный батник я проносила много лет, любила его безумно и вспоминаю до сих пор…

Ольга была нас старше, она в батники не влезала по причине особенностей роста и ширококостной фигуры, потому смотрела на нас снисходительно и особой нежности не проявляла. Когда Ольга в свою очередь готовила ужин на нас троих на общей кухне, то, как правило, здесь же колдовала над плитой Валюшка, одна из сестёр – близняшек, ближайших Ольгиных подружек по работе.

– Что ты там готовишь, Ольга? – ехидничала Валюшка,

– Кого выкармливать собралась?! И наваривает, и наваривает!!!

Словарный неповторимый запас Валюшки и её сестры – близняшки Людмилки был настолько заразителен, что весь наш этаж через какое-то время сыпал словечками, добавляя всевозможные приставки: «выглядывать, вышагивать, выкрашивать (глаза тушью), вываривать (картошку) и так далее.

– Та у меня ж две Ленки в хозяйстве, и обе худые, одни кости! – закатывала глаза к потолку Ольга и одновременно пожимала плечами, отвечая, как истинная хохлушка.

Всё это звучало вполне беззлобно, жили мы в комнате мирно, а в выходные у каждого были свои интересы, и мы разбегались в разные стороны, отдавая предпочтение собственным интересам, а не коллективному отдыху.