Георгий Баженов - Похищение любви

– У нас там история одна вышла с Евгением Яковлевичем… помнишь, я тебе рассказывал? – начал объяснять Алеша.

Наташа кивнула, но кивнула холодно.

– Ну вот… Оказывается, у него любовница есть, а у любовницы ребенок как будто родился. Чудеса в решете!

Они пошли по проспекту Маркса, затем вверх по улице Горького, к кинотеатру «Россия». Хоть было и холодно и все, кто шел по улице, спешили и кутались в пальто, все-таки мужчины оглядывались на Наташу. Все на ней светилось белым: сапожки, дорогая доха, пуховый шарф, сама же она была темная: глаза, волосы, ресницы, брови. Слушала она Алешу как будто внимательно, но без интереса. Почему-то ей все время хотелось возражать Алеше, даже спорить с ним. Ей всегда казалось, что Алеша со своими наивными представлениями о людях ничего не понимает в жизни.

– Он хоть на мужчину похож, – сказала она, имея в виду Евгения Яковлевича. – Подумаешь, изменил жене – какой-то там тюхе… Значит, не слюнтяй он, этот ваш Евгений Яковлевич, настоящий мужчина…

– «Настоящий мужчина»! Посмотрел бы я на тебя, – вскипел Алеша, – если бы этим «настоящим мужчиной» оказался я!

– Ты?! – Наташа остановилась посреди улицы и глядела на Алешу как на чудо. – Ты бы изменил?! – Она странно-фальшиво рассмеялась. – Да никогда ты этого не сделаешь! Никогда!

– Я? Не сделаю? Я не сделаю?! – удивился Алеша, словно был готов хоть сейчас идти и изменить жене. – Почему это я не сделаю? – В то же время ему было приятно думать, что Наташа в нем так уверена, хотя это и раздражало.

– Потому! – ответила она. – Скорей земля провалится, чем ты изменишь. Потому что ты такой. Понимаешь, такой !!

– Какой такой ? – обиделся Алеша.

– Да никакой, вот какой! Такой, какой не может изменить, – вот и все.

– Ну, знаешь!.. Это только ты можешь так все извратить и перевернуть! Даже то, что я не способен изменить, ты готова скорей признать за низость, чем за человечность.

– Низость? Какая низость? Любить женщину – низость?

– Не любить! – вскрикнул Алеша. – А изменять женщине.

– Изменять ей потому, что не любишь ее? Да ведь это-то и хорошо, человечно. Не изменять женщине, которую уже не любишь? – Голос у Наташи звучал приподнято. – Б-р-р!.. Тысячу раз прав этот ваш Евгений Яковлевич. Такие женщины, как его жена, того и стоят. Стоят того!

– А семья, дети, привязанность, честность? Это куда девать? Что бы ты сказала, если бы вдруг узнала, что отец твой, Павел Петрович, изменяет Лидии Константиновне?

– Замолчи! – закричала Наташа. – Ты дурак! Ты просто дурак! Ты думаешь, ты хорош и чего-то стоишь своей преданностью, а ты просто не способен на другое, и твоей преданности цена ноль! Ты просто трус! Да если ты изменишь, ты повесишься на другой же день, а вешаться тебе не хочется, тебе жить хочется, ты боишься смерти, да, да! Ты трус, ты боишься всего на свете: себя, людей, чужого мнения, смерти, жизни, женщин – и в то же время тебя тянет ко всему: и к женщинам, и к людям, и к жизни – веселой, разбитной, бесшабашной, распутной! Но ты трус. Тру-у-ус!..

Алеша, тихо сказав: «Ну да… да…» – как бы только для себя, шагнул в сторону, постоял, подумал… и пошел куда-то. Он сразу обо всем забыл, чувствуя, будто его кто-то со всего маху ударил по лицу. Наташа не решилась догонять его, растерялась, и ей было стыдно; раздраженно хмыкнув, она развернулась и зашагала в свою сторону. Она не очень понимала, почему так делает, но вдруг, ругая себя и Алешу, поехала к своим родителям…

Долго Алеша бродил по улицам, забывшись; шарф его выбился наружу, ноги промерзли, но он хоть и чувствовал это, как-то не обращал внимания на себя. Что ничего особенного не произошло, он знал, но знал теперь – как-то разом, из-за пустяка, что искренние его убеждения не обязательно могут быть поняты, а могут быть высмеяны – и не чужим человеком, а женой, Наташей, человеком самым близким.

Как раз когда Алеша думал об этом, он вдруг лоб в лоб столкнулся с каким-то мужчиной. Мужчина выругался, сказав:

– А в другой раз бакенбарды выдеру!

И ушел, сверкнув глазами.

Алеша подумал, усмехнулся, махнул безразлично рукой, левой рукой потер лоб, потрогал бакенбарды, сказал:

– Я тоже тебе выдеру – бороду.

И пошел своей дорогой.

Он вернулся домой поздно вечером. Дверь открыла Лариса:

– А Наташа где? Да ты что так смотришь?

Алеша глядел устало, уныло, но глаза его как-то нездорово блестели.

– Ее разве нет дома? – спросил он.

– Нет. Ты же поехал ее встречать…

– Значит, к родителям уехала, – сказал Алеша. – Ладно, пускай…