Леонид Левкович - Клуб «Апатия». Роман

Мы вдвоем с Леонардо, сдвинув головы между свечей, ждали, когда нам принесут абсент. В руках у нас были бокалы с остатками коньяка. Между нами произошел странный, как мне показалось, таинственный диалог:

– А ты был там? – заговорщицки спросил Леонардо.

– Где там? – в тон ему ответил я.

– Там.

– Где?

– Ну там, – Леонардо троекратно подмигнул. – Мне кажется, что был.

– Мне тоже кажется. А это где?

– Тебя сразу видно.

– А ты был? – спросил я. Мне чудилось, что я понимаю, о чем идет речь, но не до конца.

– А как ты думаешь?

– Да. Ты не такой, как все. Это тебя выдает.

Леонардо протянул мне длинную узкую ладонь для рукопожатия, я протянул свою, он крепко по-братски пожал её.

– Да. Я был там. И ты тоже, судя по всему, – сказал он.

– Да, – поддакнул я.

– Только в черный дом не ходи. Я серьёзно говорю.

– Не пойду, – сказал я, искренне убежденный, что не пойду в черный дом, хотя пока что понятия не имея, что это такое.

– Ну, – Леонардо поднял коньяк, приглашая выпить.

Я поднял свой бокал.

– За Фроддо, – сказал Леонардо. Мы чокнулись и выпили.

Появилась Лариса. Агату она где-то потеряла.

– Пойдем, Никита, поговорить надо, – она отвела меня недалеко от стола.

Леонардо остался в одиночестве созерцать огоньки свечей. Мне подумалось, что, как только мы покинули «Башню» и позже переступили порог «Апатии», все сделались какими-то загадочными и таинственными, все перемигивались и обменивались секретными знаками. Меня это очень забавляло. Вот и сейчас мне показалось, что Лариса скажет мне что-то такое таинственное. Глаза её в полумраке сверкали.

– Никита, ты сильно пьян? – спросила она.

– Нет. Нормально. Щас абсент еще будем пить, – ответил я.

– Абсент потом попьешь. Тебе Агата нравится?

– В каком смысле? – не понял я.

– В прямом. Нравится? – Лариса ждала от меня честного ответа.

– Да. Она хорошая.

– Она хочет, чтоб ты её проводил до дома.

– Ладно… провожу, – как-то быстро согласился я и сделал движение к столику.

– Нет, Никита… сейчас. Она ждет тебя на выходе. Надевай куртку и иди.

Я замялся. Лариса подала мне куртку, она успела взять её со спинки диванчика, и взглядом почти приказала мне идти.

И я пошел.

На прощание Лариса сказала:

– Ладно, пока. Я позвоню на днях. С днем рождения.

Всё же один человек в этот день поздравил меня с днем рождения. Фактически же началось уже 19-е апреля.

Я медленно заворожено шел к выходу из ночного клуба. Мне показалось, что я иду уже целую вечность. Через шаг я останавливался, подозревая, что двигаюсь не туда, что заблудился и выход из клуба где-то в другой стороне. Какие-то зеленые и малиновые вспышки высвечивали идущих мне навстречу молодых людей, которые, собственно, на людей-то мало походили. Гребни на головах, цепи, свисающие с проколотых ушей, голые торсы, татуированные лысины и затылки, девушки, перетянутые ремнями, всё это, расступаясь, медленно проплывало мимо меня и как будто дразнило. На многих шеях были ошейники с шипами. Вот проплыло два привидения в длинных колыхающихся полупрозрачных одеждах, а вот на цыпочках прокралась девушка в балетной пачке с шелковыми крыльями мотылька за спиной. Я понял, что это эльф. На шее её тоже имелся ошейник.

Прошло два показавшихся мне очень высокими человека в длинных черных плащах. У одного из них в руках была трость. Какой-то зеленый демон с голым торсом показал мне длинный острый красный язык и тут же исчез.

Я покачнулся. Мне не хотелось покидать этот ночной клуб – веселье, как я понимал, в нем только начиналось; он только начинал, впуская в себя существ, каких никогда не увидишь днем, превращаться в вертеп, где единственно возможно попробовать настоящий абсент. Очень мне желалось выпить абсента. Я представлял прохладную, почему-то отдающую мятой горечь этого напитка, сразу же с языка перетекающую в мозг, в поэтические галлюцинации 19-го века.

Внезапно я куда-то вышел, и стало светло; малиновые неоновые трубочки со стен ярко освещали охранника в черной форме у входа. Я подождал, пока пройдет группа, по-видимому, вампиров, судя по бледным лицам с черными кругами у глаз, и вышел на улицу.

Свежесть и прохлада почувствовались не сразу. Сначала я увидел Агату, скромно стоящую справа у стеночки, а потом ощутил, как чудесен ночной воздух, как прекрасна сама ночь и вообще жизнь.

Агата ёжилась в своем коротком из тонкой дубленки жакете и со злобой смотрела на меня. Когда я приблизился к ней, мне стало ясно, что она так же пьяна, как и я, если не сильнее. Я, покачиваясь и долго возясь, застегнул молнию на курточке – было всё же прохладно, Агата пристально смотрела на меня. Потом сказала: