Александрос Бурджанадзе - Пасынки отца народов. Какого цвета любовь? Квадрология. Книга третья

Ты не вовремя пришла! – Говорила мама переминающейся на пороге дома с ноги на ногу очередной Вике, Наташе, Тамаре. – Аделаида сегодня очень занята. Ей надо «четвёрки» по нескольким предметам исправлять, и она дополнительно занимается. А ты вообще дополнительно занимаешься? У тебя есть дополнительная литература, методички всякие, пособия? Что-то ты слишком быстро уроки сделала. Твоя мама проверяет уроки? Она знает, как ты учишься?

Через несколько минут такой беседы «подруга» уже кубарем слетала вниз по лестнице, в полной уверенности, что больше никогда и никакой хлеб с маслом не заманят её туда, где спрашивают, почему её «папа убежал от мамы» и про что-то мудрёное с противным звуком «и» в середине слова «методи-и-чка».

Далее мама выбирала новую кандидатуру. Её никак не покидала уверенность в том, что она-таки найдёт «более-менее достойную подругу» для Аделаиды. Недели две проходили в исследованиях, в методах проб и ошибок. Наконец, мама, завершив тщательную селекцию, намечала очередную жертву:

Дружии-и-и-и со Светочкой Тваримия!.. – Прищурив в умилении глаза, ни с того, ни с сего минимум пять раз в день начинала канючить мама. В такие минуты Аделаиде казалось, что те самые «бесы» вселялись в маму! Она так разительно менялась, становилась такой вкрадчивой, мягкой, воспылав симпатией к довольно ограниченной, но «покладистой» и «уважительной» однокласснице. – Что она тебе мешает? Приведи её к нам домой, поговори с ней…

Только зачем это всё?! Далась ей эта «Светочка Козлова»! Ведь на самом деле мама навряд ли действительно хотела с ней познакомиться и чувствовала к ней симпатии! И что? Ну, приведи она даже эту «Светочку», так это даже не на неделю. Это дня на три максимум. Она же маме сто лет не нужна. Её выставят и скучать по ней не будут.

Вообще, Аделаида точно не знала, может ли мама что-то чувствовать из того, что не касается лично её. Мама же была очень серьёзной, «сдержанной», как она говорила о себе и Сёмке, и очень не приветствовала проявление никаких эмоций вообще, если причиной этих эмоций не являлась она сама. Нигде и никогда! Ни в жизни, ни в театре, ни в кино. Мама ненавидела, когда целуются, ни в жизни, ни на экране. Или когда она, например, смотрела индийский фильм, где были дети, то в самый душещипательный момент, когда весь зрительный зал содрогался от рыданий от жалости к ребёнку, у которого «воды Ганга» унесли родителя, а маленькая, вся в заплатках фигурка стояла на берегу, протягивая свои слабые, дрожащие ручонки в сторону чёрной воды, мама, согласно кивая, поправляла очки и неизменно произносила:

– Как мальчик хорошо играет, а-а-а!

Про «хорошо играющего» мальчика папа тоже мог сказать, когда особенно хотел отличиться и поразить маму своими душевными качествами. Чужого похвалить иногда можно. Ведь это был незнакомый мальчик в кино, ничей из знакомых ни сын, ни внук. Вообще чужой. Поэтому мама не могла на папу обидеться за то, что папа хвалит чужого сына, а не их. Понятно, что этот чужой мальчик в «картине» и играл, и деньги за это получал, и что его за это теперь любить, что ли? «Играет себе «хорошо и пусть играет! Мама откровенно не любила реальную Кощейку, так и оставшуюся с детства единственной подругой Аделаиды. Аделаида больше не спрашивала как дура:

– Почему Кощейка не может прийти ко мне поиграть?

Она знала, что мама всегда отвечает одно и то же: Потому, что это мой дом! Что хочу – то и делаю!

Мама очень любила повторять, что дом именно её. Она и говорила, что «квартиру» государство дало ей, а не кому бы то ещё. Они все – и папа, и Сёма, и Аделаида жили, оказывается, «у мамы». И в квартире тоже всё было мамино. Всё. Ну, могло быть и ещё общее.

– Не видели мою стёрку? – Аделаида ковырялась в ящике письменного стола, стараясь отыскать малиновый ластик, из которой Сёмка ещё вчера наделал шариков для плевания в бамбуковую трубочку.

– Здесь «моё-твоё» нету! Здесь всё наше! Всё наше, поняла?!

Что мама скажет и как, Аделаида знала с точностью до полутона, но каждый раз надеялась, вдруг что-то изменится? Вдруг мама передумала и скажет просто и понятно, что не видела её стёрку. Нет, не говорила.

Если они с мамой проходили мимо знаменитой «пончиковой» на площади Ленина, и выедающий ноздри, сладкий запах заставлял её просить:

– Мам! Купи мне пончичка!

Мама неизменно, одним и тем же тоном строго отвечала:

– Иди домой и спеки!

Всегда одно и то же:

– Иди домой и спеки!

Ну, так пока дойдёшь и спечёшь, уже расхочется! И как их печь вообще? Там же в подвале специальные машины стоят!