Пётр Азарэль - Восхождение

– Послушай, Илья! Неужели ты не видишь, что мы ему там не нужны?! Ты из кожи вон лезешь, пишешь ему письма, просишь совета. И что в ответ? У нас всё в порядке, живётся нам нелегко, девочки работают, их мужья в поте лица трудятся. Здоровы, того и вам желаем, – сыронизировала Ребекка Соломоновна и с некоторой долей укоризны взглянула на мужа. – И всё, никакой смысловой информации. Если б они хотели, то мы бы давно это почувствовали. Тон и содержание писем были бы другими.

– Семён Викторович собирается ехать, а зять не хочет. Он его уговаривает, у него родственники в Израиле, и он думать не желает об Америке. Только туда, к тёплому Средиземному морю.

– Ты за него не беспокойся. Уговорят они своего зятя. Он весьма неглупый гой, поломается и согласится. А потом ещё и всю "мешпуху" православную за собой потянет. Ты вот сына спроси, что он собирается делать?

– Яша, скажи, что ты обо всём этом думаешь? – мать с вызывающим любопытством посмотрела на демонстративно отстранённо пьющего чай сына.

Яков отвечать не торопился и, медленно допив и поставив чашку на стол, обвёл родителей чуть ироничным открытым взглядом.

– Что вам сказать, папа и маман. Мне здесь не так уж и плохо. На работе меня ценят, вот должность руководителя группы дали и зарплату соответствующую. Материально не нуждаюсь. Есть ещё с кем время проводить и где. Большинство друзей никуда пока не едут, а если кто и думает двигаться, то за океан. И вообще, мне здесь интересно жить, здесь моя родина, здесь я родился, здесь родились вы и ваши предки. Что вы ещё от меня хотите?

– К сожалению, это беда многих молодых людей. Они не виновны, они, как и мы, как ты называешь нас, предки – продукт нашей системы. Десятилетиями в нас убивали национальное сознание, цинично ассимилировали, уничтожали наших лучших людей. Что же теперь от тебя ожидать? Но пойми, Яша, рано или поздно ты должен будешь решить, кто ты и с кем тебе по пути. Ты не сможешь, как страус, переждать смутное время, зарывшись головой в песок. Оно никогда и не кончится здесь. И тебе потом будет жаль напрасно потраченного времени. Подумай, сынок.

Отец говорил негромко, но слова его звучали сильно и убедительно. Якова не могла не тронуть затаённая в них боль.

– Хорошо, папа, я подумаю. Дай мне время. Это слишком сложно для меня. Я просто ещё не созрел.

Яков смотрел на родителей, и чувство трудно объяснимой вины перед ними боролось в нём с досадой из-за нарушенного блаженного покоя, в котором пребывала ещё недавно его неискушённая душа.

– Нам-то что? – поддержала мужа Ребекка Соломоновна, – мы доработаем до пенсии и уйдём на покой. Нас на работе уважают… Ты не думай, что нам так уж хочется уезжать. Здесь нам совсем неплохо. Квартира, машина, друзья и знакомые, русская культура, театры, концерты, книги. А язык? Куда бы мы ни двинулись, мы нигде и никогда не будем владеть их языком так, как русским и даже украинским. Но рано или поздно мы умрём, а ты останешься, и тебе здесь жить. Вот и решай.

– Жениться не собираешься ещё? – спросил отец, прервав чрезмерно затянувшееся состояние неловкой задумчивости.

Илья Зиновьевич понимал, что вопрос его хоть и не застанет сына врасплох, но неприятен ему по существу. Отношение их к браку было болезненно бескомпромиссным. Яков знал это хорошо, и его недавняя попытка объясниться с ними по поводу серьёзных чувств, которые он испытывал к Лене, оставила после себя ощущение отчуждённости и недовольства. Особенно переживал отец, приверженный глубоко укоренившейся в его роду традиции выбирать жену или мужа только из евреев.

Всю свою историю Советская власть различными прямыми или косвенными путями пыталась решить весьма важный для неё еврейский вопрос. Ассимиляция в результате смешанных браков была чрезвычайно желательна для неё, да и многие еврейские юноши, утратив духовную связь с народом и его историей, охотно женились на дочерях своих украинских или русских сограждан. Не испытывавший тяги к еврейству и следуя велению сердца, Яков невольно оказался в плену неожиданной для него ситуации.

– Нет, папа, пока ещё нет, – ответил сын.

– Я сам был молод и влюблён и хорошо тебя понимаю. Любовь царит над всем. Она выше наций, не знает границ. Я уверен, что именно она определяет сейчас твоё умонастроение. Какая там эмиграция, когда на скамейке одного из чудесных киевских парков ждёт красивая девушка… Когда-нибудь ты почувствуешь, Яша, что она перестаёт тебя понимать или что тебе безразлично станет всё, что будет напоминать о еврействе. – Илья говорил медленно, взвешивая каждое слово.