Симон Осиашвили: Мамины глаза

Столько лет я топчу эту землю —
И столько лет без ума от нее…
Пусть жизнь была полосатой, как зебра,
Но все-таки я сумел сделать что-то свое.

Столько лет слушал я это небо —
И столько лет только музыкой жив:
Под шум дождя и мелодию снега
Я жизнь положить сумел на нехитрый мотив.

Я живу, чтоб в минуты печали
Простой напев утешенье дарил, —
И пусть не все у меня получалось,
Но все-таки столько лет я недаром прожил.

Еще мне предстоит быть стариком,
жить, опасаясь смерти скорой,
воспоминания тревожить шепотком,
в словах детей выискивать укоры.

Трясущейся рукой нести огонь
из кухни в комнату, чтоб печку затопить,
и долго-долго не согреть ладонь,
и вспомнить что-то, и опять забыть.

Прислушиваться, проверять замки,
остерегаться сотен разных бед,
и, ощутив бессилие руки,
не верить, что иной развязки – нет.

Я предал все, о чем не написал,
что называл не бытием, а бытом —
прокисший запах коммунальных битв,
раздор трамвайный, уличный скандал.

Нет пустяков – есть пустота души,
На родине – забвенье об Отчизне.
Как будто в этом есть особый шик:
взглянув в окно – и не заметить жизни.

Признанье это что-нибудь да значит…
Так дай судьбы преодолеть межу
меж бытием и бытом. А иначе
я все предам – о чем ни напишу.