Алексей Яковлев - Лирика

Ушедший поезд и пустой перрон…

Стираются в безумном исступленье жернова

Бесплодных мельниц вакуумных зон

И я усердный, но несчастный рудокоп,

Себя за хвост кусающий шакал,

Печальный звездочет, смотрящий в телескоп

Разбитых линз и ненастроенных зеркал

Фантазия! Тебя я не могу пленить – я пленник твой,

Ты плавишься в огне и принимаешь разные черты,

И кто-то жадно наслаждается твоей игрой,

И кто-то похищает твои сны!

А я разбит на части – глиняный горшок,

И в этом что-то есть от философии Хайяма,

Ты бесконечна, как электроток,

А я имею дно, как выгребная яма…

Горестный пепел. Вода моложе, стало быть, солнцу напрасно верил,

Эхом бродил, чей-то сон тревожил, по пустырю и развеял плевел.

По луговым рассыпался строкою, умер ручьем на окраине леса,

Странно, при жизни опавшей листвою. Кладбище. Я и моя поэтесса.

Медленно дышим. И душно, и сыро здесь, в катакомбах забытых предметов,

Тень на полу, пара честных этюдов, до тошноты от своих же сонетов.

Вечер. Устал. Револьверные пули, сонные жалобы наших соседей,

Просто прости, нас с тобою не будет, мрачный конец одноактной пьесы.

Тихо растаем в расплескавшейся дали, нас похоронят в день непогожий,

Будет фонарь бултыхаться в канаве пасмурных лилий. Вода моложе…

Что им?! Сутулясь, случайным прохожим я по карманам раскладывал плевел

Знал ли, что станем опавшей листвою?!

Стало быть, просто напрасно верил…

Лишь кресты на моем сонном пастбище… След чужого пустого семени,

Мы больны с тобой летней жаждою и приходим сюда не ко времени.

Нам ли в землю ложиться и каяться, нам ли гнить, если в глину втоптаны?

Колос к колосу плевелы сорные вдоль дорог, как столбы, с тобой вкопаны.

Хоронили нас в дни непогожие, без разбору – в канавы, в овраги ли!

На могилы плевали прохожие, покрывали тела геморрагии.

По лугам, пустырям позаброшены, в волчьи топи, в степные пастбища,

И над нами век травы не скошены – молчаливые наши кладбища.

Тишиною объятые призраки, мы болеем теперь суеверьями,

Подаем все же жизни признаки – из могил тянем руки деревьями…

Бессонница… Пространства вакуум родит вариационный ряд —

Вагон-плацкарта, лифт, тоннель, метро – клаустрофобия;

К чему все это – в дефиците сна такое изобилье мысленных затрат,

В душе моей: поросшие курганы, эпитафии, кресты, надгробия.

Окно, пустая ночь, пугливый свет, уродливые сети проводов,

Такое трезвое сужденье: «Некуда уйти от неизбежности»,

Да, мало ли на этом свете, в самом деле, городов?

Где, как и здесь, все пребывает в летаргии безмятежности!

Упрямо жмурюсь в ночь – ловец столь осторожных снов,

Мой комендантский час строптив, суров, и временами властен,

Но, я пропал! На этот раз фундамент архаических основ,

Размыт, осел в пыли, раздавлен, смят шальным ненастьем.

Бессонница… Все гуще мгла, все ближе подступает мрак,

Мой мозг отчаялся, не ищет сна или хотя б его подобия,

Мой Черный человек – мой самый безупречный враг!

В душе моей: поросшие курганы, эпитафии, кресты, надгробия…

Растревоженный улей, подземные реки,

Котлованы фантазий среди вечного льда,

Диалектика поймана в крепкие сети,

Так рождается мир внутри у меня.

Бесполезны ключи, когда двери открыты,

Колесо обозрения – вечный простор,

Ричард Вебстер* раскрыл ВСЕ возможные мифы!

Сквозь запретные грани шагнул его взор.

Все смешалось давно в призме тысячелетий,

И смотрящий на мир, сквозь бессмысленность стен,

Обретает способность на пыльном паркете