Эдуард Гурвич - Роман графомана

По сути и по чести, теперь только сдуру можно выставляться, что у Куна мы знакомились с мифами Древней Греции, у Кассиля – с республикой Швамбрания, что читали Булгакова, Кунина, Акунина… Биографией человека, как полагал Мандельштам, является список прочитанных книг. Но это не про жюльвернов и майнридов, отверженных и трехмушкетеров, хэмингуэев и ремарков, и не про то, что было стандартом для всех… Потому про список лучше умолчать. Тут хвастаться нечем.

Всякий, кто достаточно долго прожил при советской власти в той самой стае бабуинов, будь он антисоветчиком, диссидентом или отказником, впитал все шаблоны и ограничения, навязанные тем режимом. В советские времена власть контролировала частную жизнь. Теперь в частную жизнь она как будто не вмешивается. Но общественная жизнь в России так и не возникла. Или осталась архаичной. На невзгоды обыватель реагирует, как и прежде, – всё переживем, всё перетерпим, лишь бы не было войны. Война остается главным событием в жизни страны. Спустя тридцать лет какой-то Академик предложил участвовать в выборах родственникам двадцати семи миллионов погибших в войне. Но как голосовать? От их имени? За кого? Против чего?

Дядя Марка ушел на фронт, оставив пятнадцатилетнего сына-школьника и жену. Члены одной из семей, живших по соседству, пошли служить в полицию к оккупантам. Во время карательной операции донесли, что жена красноармейца с сыном – евреи. В январе 1943-го узнал, что семья расстреляна. С того дня рвался под пули. Все время на передовой. Не хотел жить. Попасть под обстрел ростом почти в два метра – верный шанс. Но дошел до Берлина, получив одно ранение. Пулевое, навылет: из одной щеки в другую. Выбило зубы. Такое аккуратное пятно на одной щеке. И на другой. Вернулся из Берлина с верой, что войну выиграли благодаря Сталину. Дожил до старости. Похоронен на кладбище рядом с братской могилой, где лежат расстрелянные жена и сын. Мир праху Героя войны. Настоящего героя. Но воспользоваться дядиным правом голосовать означает одно – оживить его сталинский морок. И свой тоже.

Было что-то душещемящее в рассказах Марка о читательских вкусах в школьные годы, прежде всего, о книжках про партизанскую войну (почему-то засело название «Это было под Ровно»), наконец, об интересе к журналистскому ремеслу. Понятное дело, он вывернул на первую заметку в газету. В 1949-м написал про сбор классного отряда, подписался звеньевой и отправил конверт в «Пионерскую правду». Отказ в публикации пришел в школу. Классный руководитель зачитала письмо в классе. А на перемене услышал про нашего еврея, который лезет в писатели. Это письмо, напечатанное на бланке «Пионерская правда» с орденом Ленина, сохранилось в архиве Марка.

Переосмысливая свою биографию сочинителя, Марк вспомнил, как в семнадцать лет получил диплом об окончании Книготоргового техникума и решил уехать из Москвы в Туву. Почему именно туда? Ведь мог отработать положенные три года в Москве. Или где-нибудь поблизости, в Подмосковье. Нет, захотел испытать себя. Из южного края Сибири пришел запрос Тувинского книготорга. Там требовался товаровед книжной продукции. Бешеные подъемные, бесплатный проезд. Марк уехал первого августа 1957-го, накануне открытия в Москве Всемирного фестиваля молодежи и студентов. На перроне Ярославского вокзала его провожали отец (он уже тогда про себя звал его по имени – Сал), мать. Подошел и приятель отца – с ним когда-то они отплывали вместе на корабле из Аргентины. Для них, имевших опыт безрассудных решений, отъезд его был поступок. Изо всех сил Сал пробовал убедить сына. Ведь Марк рисковал потерять московскую прописку. Мало того, барак к концу года шел на слом и его жильцов переселяли в пятиэтажный дом со всеми удобствами. Одно дело получить там на троих однокомнатную квартиру. И другое – двухкомнатную на четверых, включая Марка. Впрочем, все обошлось. Сал как-то сумел не выписать его. Марк же при получении диплома подписал направление на работу и отправлялся в Сибирь, не очень задумываясь о последствиях.

Путь в Туву лежал через Абакан. Дальше железной дороги нет. Интригой в поездке был решительный отрыв от родительского дома. Первый опыт такого отрыва – двухнедельная студенческая практика в подмосковной Коломне. Там начал писать в «Коломенскую правду». Там почувствовал вкус к журналистике. Преподаватель в техникуме по фамилии Осипов поддержал его и даже протежировал немного, потому что был членом редколлегии журнала «Книжная торговля». В журнале случилась первая серьезная публикация. Тогда Марк решил заняться сочинительством.