Алена Благочиннова - Незримое

.

Контроль невозможен. Чувства, как незваные гости, приходят сами и застают врасплох. Нет времени на подготовку, сборы, открытие нужной книжки с правильным советом, подсказку друга, 50 на 50.

.

Откалибровать свои реакции и не залить кипятком других все же есть шанс.

.

Начинать принимать эмоции, не деля их на хорошие и плохие. Пригласить их пройти в ваш дом, не зажимаясь, стискивая зубы, не сдерживая слезы, закрывая перед ними дверь. Впустили – и становится жарко, пот собирается у висков, губы дергаются. Контакт налажен. Теперь побудьте с этим, например, полностью проживая печаль, досаду или гнев. Позвольте этим чувствам быть внутри. Пусть вулканы оживут, забурлят.

.

Пусть они проявятся, а вы задайте им вопрос: «А что лежит за этими чувствами? Какая потребность?»

.

В ходе раскопок на дне кувшина эмоций вы найдете любовь. И увидите, что кто-то просто кричит о любви, а кто-то плачет по любви. В этом мы все схожи. Чувства лишь хотят помочь понять наши потребности.

.

Откройте их заново для себя и разрешите им быть.

Когда твое эго живет на 10-м этаже, а по выходным предпочитает загорать на крыше, это тяжелая ноша.

Представляете, сколько обид на такую долю? Чемодан и клетчатая сумка в день.

.

Обижает все: кто-то что-то не так сказал, не сказал, посмотрел косо, задел локтем, забыл сделать и… Как репейники, цепляется к уму каждая мелочь. Вечером тяжело ноги тащить. Тянешь же большим комком свежий колючий хвост за собой. Кладешь родимый рядом спать, но не спится, все царапает изнутри.

.

Может, с юмором ко многому подходить? Отпустить гордыню и поиграть? Подумать: вот это интересный случай, любопытно, почему со мной произошла такая ситуация? А еще: как же плохо сейчас этому человеку, он так плачет по любви, что орет на меня с выпученными глазами, и я совсем, может, ни при чем.

.

И уже кажется, что эго село в скоростной лифт и нажало кнопку первого этажа. Но лифт останавливается на 8-м, входит новый «иглотерапевт», и автоматически жмется кнопка «наверх». Вот он, привычный пентхаус с видом «сверху вниз на всех». Нам-то оттуда, с высоты птичьего полета, все виднее. Высоко сижу, далеко гляжу. И оттуда все эти мелкие людишки такие незначительные. А я-то, конечно, центр мироздания, ось Вселенной. Со мной так нельзя, но мне можно многое.

.

Хорошо, хоть на крышах добрые граффити:

«Есть выход:

парашют юмора,

пожарная лестница интереса,

философский черный запасной выход,

спасательный вертолет внутренней молитвы».

.

Выберите свой вариант, а лучше сразу сет или комбо. И, может, удастся заснуть без колючего хвоста, и день веселее пройдет без тысячи обид. Я это граффити переписала и себе на зеркало повесила, иначе уносит ковер-самолет высоко. 10-этажек мало, эго добирается до небоскребов. А по земле босиком всем лучше ходить, и мир вокруг.

Левый носок отчаянно спадал при каждом шаге, мешая ей сосредоточиться на звуках внутри.

.

Может, это бурлит желудок, скукожившийся уже несколько минут, как она вышла из комнаты, набитой рядом сидящими людьми, но такими далекими. Натянув носок, чтобы не мешал, прислушалась к кипению нутра. Это было похоже на слова, клубящиеся воронкой в теле. Что-то близкое к таким: пустота, пустота, пустота.

.

Внутри было ощущение черной бездны, сквозь которую устала лететь, и так хочется опереться на золотой песок или рыхлый чернозем. Тогда перестанет кружиться голова, и руки будут спокойно свисать вдоль полосатых брюк, а не судорожно, как чайки, порхать и дрожать. Остановить падение бездны – словно обрести степенность, окунуть горячие мозолистые ноги в прохладный океан.

.

Снаружи пустота сжимала скулы, морщила глаза, давила на плечи и делала походку деревянной, лишенной жизни. Даже носок почувствовал – что-то не так – и поспешил сползти, чтобы момент жизни проявился хоть слегка. Напряженные антенны волос натянулись струнами. Дотронься – порвется.

.

«А что взамен пустоты?» – пронеслось в голове. И оттуда потянулся изо всех сил длиной в Китайскую стену росток, на каждом сантиметре которого было написано: «Глубина». И она расстегнула несколько центральных пуговиц желтой холщовой рубашки и, дотянувшись до ростка, стала резко вытаскивать его наружу, метр за метром в клубки пряжи сматывать нить, которая не могла больше там лежать и скоро начала бы гнить.