Анна Мельдельштейн - О чем ты молчишь?

Ты вынужден существовать, а не жить.

И вдруг появляется она: та самая важная мысль, очерненная отчаянием.

Жизнь шла своим чередом, пока ты не получил под дых глобальной для тебя потерей.

Почему ты забываешь, что будущее и успех прохождения этих стадий зависят от тебя?

Вдруг причина в привычке держаться за чью-то руку в темноте, что вот-вот… Исчезнет?

Стоит только понять для себя: ты не сможешь ничего вернуть или изменить. Ничего не будет как прежде. Хотя кому я это говорю…

Ты пройдёшь все четыре стадии, могу сказать, что с весьма большим избытком ненависти, нахлебавшись соленой злости, раздирающей рассеченное кровоточащее нутро.

Ты уже знаешь, чем это закончится?

Да… Именно, пятой стадией… Одиночество.

Кэмберлен каждое утро будит меня в 7 часов теплым слегка обжигающим поцелуем в щеку, а я ворчу. Разворачиваюсь на другой бок и вновь закрываю глаза. Буквально на пять минут. Когда проходит четыре из них, я зарываюсь под одеяло с головой, дабы сохранить тепло и оставшуюся минуту сна. Тогда он скидывает с себя джинсовку, а гулким эхо знаменуется падение кроссовок. Ложится рядом и обнимает меня настолько крепко, насколько это вообще возможно.

Ну, как здесь устоять? Я лишь могу расплыться в сонной улыбке и подтянуть колени к груди, чтобы обвиться вокруг него, обернувшись за секунду до этого.

И всё же Кэм знает, как поднять меня с кровати. Он утыкается носом мне в затылок и тихонько сопит, непременно сопровождая это действие легким поглаживанием моей руки. В конечном счете мне становится невыносимо жарко, и я молнией выпрыгиваю из-под одеяла, оправдываясь тем, что пора-пора, однако он точно знает правду, приправленную соусом под именем «счастье».

Прежде, чем ты встретила его тебя штормило от причала к причалу. Твой успех казался незыблемым, а проблемы легко решаемыми. Тебе ничего не нужно было доказывать даже себе, ни то, что кому-либо еще.

Сколько было не тех людей в твоей жизни к этому моменту? Ох, девочка… Ты замоталась. Не перечисляй.

Теперь тебя беспардонно выкинет на чужой берег вместе с теми разноцветными рыбами, где только вы вдвоем с горланящей чайкой и вам предстоит разобраться: о чем же жить.

Запомни его любимое блюдо и музыку – это пригодится. Хотя, знаешь, даже запиши, только вот что: ласковые слова и красивые поступки – ты будешь вынуждена их пересматривать после того, как получишь очередную порцию безнравственности и неуверенности. Не забудь отметить мелким шрифтом внизу страницы:

« раньше я чувствовала себя свободнее, спокойнее, безопаснее ».

– Я войду? – раздался в дверях в стельку пьяный голос Кэма.

– Входи, – раздраженно кинула Амелия, хотя на деле была до умопомрачения счастлива побыть с ним наедине хотя бы минуту, – сними ботинки, на улице шел дождь.

Кэмберлен подошел к Амелии и одарил ее со спины теплым, одновременно с тем влажным объятием. Немного погодя он наклонился еще ниже и его дыхание разразилось по всему ее телу словно ток.

– Кэм… – надломлено прошептала она, не в силах шевельнуться.

– Чего? – с иронией заметил он, – не можешь устоять перед моей красотой?

– Точно! – неожиданно для себя воскликнула Амелия, – отойди.

Через несколько секунд Кэмберлен плюхнулся на кровать и развалившись на подушке Амелии тихо посапывал словно младенец.

– Кэм? Псс! – пытаясь не разбудить и одновременно с тем пододвинуть Кэма, шептала Амелия ему на ухо, – черт! Спит как убитый… Ладно… – выпучив глаза в попытке передразнить спящего Кэма произнесла она.

– Я тебя тоже люблю, – сонно пробубнил Кэмберлен.

– Что?! – внезапно воскликнула Амелия, не веря своим ушам, – Кэм! Наверное, почудилось…

– Амели! Амели! Ты знаешь, чем мы сегодня с мамой занимались? – обнимая ее, сзади кричит Лу – самая младшая из детей.

– Неужели первая тренировка в конюшне?!

– Дааааааа! – Лу любила запрыгивать к Амелии на колени, что и сделала в очередной раз. Она села, болтая ножками, склонив свою белокурую головку с заколками в виде маленьких голубых бабочек покрытыми блёстками ей на плечо, и начала петь песню про пони из детского центра, в котором занималась трижды в неделю.

Кое-кто, как и всегда шаркает ногами, идя по коридору. Завидев среднего из детей, плетущегося в столовую и изрядно сверлящего своим взглядом пол, Амелия была вынуждена тревожно спросить:

– Как дела Роджер?