Михаил Вербицкий - Тропа тунеядцев – 3. Книга вторая. Эшелон. Часть первая. Космическая сага

Конец июня выдался дождливым. Сельчане радостно декламировали социалистическую присказку: «Дождь в июне – агроном, на трибуне» и имели неплохие виды, на будущий урожай.

Одинокову дожди не доставляли особой радости, но и печалиться он – не печалился. Считая себя состоявшимся деревенским жителем, майор был солидарен с населением и считал, что дождь жизни не помеха.

Однако, с «дачи», он съехал и вернулся в город, решив переждать непогоду в своем кабинете.

В день летнего солнцестояния небо было затянуто плотными низкими облаками. Дождь, то моросил, то поливал, от души.

Одиноков посидел у себя в кабинете. Пообщался с соседями. Потом забрел к своему заместителю, городскому инспектору.

Тот, в это время, ломал голову над возникшей проблемой. На «блатхате», человеку выбили зуб. Майор Бондарик поделился проблемой, с Одиноковым и изложил свои соображения, по поводу ее решения.

– Понимаешь, тут можно реагировать двояко. – Рассуждал Бондарик. – Во-первых, можно наказать стоматолога. Но я узнавал – он монтажник спецоборудования, лесные ограждения поддерживает в рабочем состоянии. Постоянно проволоку тягает. Силы, у него, от этого – немеренно. Не рассчитал, человек. Во-вторых, можно применить санкции к хозяйке. Недосмотрела. Не разрулила ситуацию….

Слушая Бондарика, Одиноков согласно кивал.

«Блатхаты», на районе были почти в законе. Это были не минские замызганные, пропахшие кислотой помещения, а что-то вроде гостиничных заведений, где уставшие от законопослушной семейной жизни мужики выпускали пар. Официально, эти квартиры или комнаты сдавались в наем, поденно. Странно было то, что за съем жилья требовали деньги, поскольку огромное количество квадратных метров пустовало. Но эти помещения отличались, от обычных съемных квартир, тем, что там можно было загульно пить и общаться с женщинами, не возражающими против, такого поведения.

Это было очень удобно для всех. Жены, приблизительно знали, где находятся их половины и не страдали, от их обязательного календарного запоя. Милиция, имея полный список адресов, дежурила поблизости, чтобы перевести, вышедшего за рамки правил, с созидательного на принудительный труд.

Мужья, выпустив пар, и не угодив в сети правоохранителей, возвращались домой, и покорно принимали, от жен, неотвратимое возмездие.

– Пострадавший утверждает, что у него – пародонтоз, и зуб уже шатался…. – Продолжал говорить Бондарик.

Одиноков слушал его, краем уха. Он понимал, что человека, отвечающего за безопасность сельхозугодий, отправлять на прополку или уборку навоза нерационально. В конце концов, Бондарик выпишет провинившемуся штраф, и не будет ходатайствовать об аресте. Этот разговор он завел, просто, так, для приведения разрозненных мыслей в системное образование.

Разглагольствования Бондарика, уже подходили к концу, когда вдали, над горизонтом, что-то глухо загрохотало.

Бондарик прервался. Оба, он и Одиноков посмотрели в окно.

– Гроза, что ли? – Спросил Одиноков.

– Не похоже. – Ответил Бондарик. – Слышишь, еще гудит. Гром не гремит, так долго.

Они замолчали, прислушиваясь. Гром продолжал греметь, нарастая.

– Впечатление такое, что стая «Боингов» садится. – Сказал Одиноков. – У вас, тут аэродрома поблизости нет. Может я, чего-то не знаю?

– Аэродрома нет. – Недоумевая, ответил Бондарик. – Воинская часть раньше была. В лесу, под Погорельцами стояла. Потом съехала. От нее, где-то, там, бетонная дорога осталась и ветка железнодорожная. Только на ту «бетонку» «Боинг» не сядет. Туда, вообще, ничего не сядет – она вся в колдобинах. Сковырнется, нахрен.

Они снова стали прислушиваться. Шум нарастал.

– Точно, что-то садится. – Сказал Бондарик.

– Аминь! – Сказал Одиноков.

– Если в поле грохнется, точно – аминь. – Согласился Бондарик. – Но если на лес, выжившие будут.

– Как, это – так?

– Понимаешь, на моем веку, на лес, уже падали. И, не раз. А, смертных исходов – всего один. Тут – такое дело. Когда на лес что-то падает, он всю свою дрянь, навстречу, в виде подушки безопасности выбрасывает. Не в гуманных целях, разумеется, а из чувства самосохранения.

Гул разом стих. Потом глухо ухнуло. Это уханье повторилось раз пять. В затухающей прогрессии. Потом все стихло.

– О, слыхал?! – Поднял палец Бондарик. – Скакала эта штука, по выхлопам. Значит, в лес рухнула.

– Ты думаешь?

– Уверен. Спорим, на пол-литра?

– Ладно, пойду к себе. – Поднялся Одиноков. – Наверно звонки начнутся. Как думаешь, что теперь будет?