Михаил Сорин - Место клизмы изменить нельзя. Рассказы морского доктора

– Остальное я знаю, – покричал мой голос за дверью.

– О комингс не споткнитесь, – доброжелательно пропели женщины мне в след.

Я, как ошпаренный вылетел на верхнюю палубу. Там с совершенно независимым видом прогуливались командир со старшим механиком.

– Ваше указание выполнено, – взяв себя в руки, бодро доложил я, – только прошу в следующий раз об изменении в меню сообщать судовому врачу, то есть мне. Я понимаю, что цепелины это вкусно, но делать их из сухой картошки, а форшмак из вяленой трески, но если так нравится командиру, то кушайте на здоровье сами, а экипаж я травить не дам. Поэтому обед задерживается на два часа. Это все, что мне хотелось вам доложить, приятного аппетита.

– Какой форшмак? Какие цепелины, из какой трески?

Но я уже ничего не слышал. Мои ноги несли меня в каюту, где в чемодане лежал незаслуженно забытый томик Виктора Канецкого. Надо было подкреплять свои знания. Но впереди еще был Бискайский залив и была качка.

Вам когда-нибудь было плохо? Я имею в виду, по-настоящему, например, после серьезной мужской пьянки. Когда даже одно воспоминание о спиртном вызывает головокружение и тошноту. Когда вы даже не можете слышать запаха еды, а унитаз укоризненно смотрит на вас, так как вы его всю ночь пугали, стоя на коленях, крича: «Ихтиандр», «Ихтиандр». Но это состояние через день-другой проходит. А вот качка для начинающего моряка, это как беспробудное похмелье, не кончающееся никогда, пока не стихнет шторм.

Я пребывал в радужном настроении. Солнце светило ярко. Поверхность акватории, по которой летело наше гидрографическое судно «Андромеда» была зеркально гладкой. И я, с видом бывалого моряка повторял где-то услышанные слова: шлепаем, как по болоту. Я обнаглел до такой степени, что даже курил со всеми вместе на юте. Бискайский залив, никогда не отличался покладистым характером. Он имел нрав капризной женщины, которая устраивает скандалы неожиданно и по любому поводу, и без повода. Циклон не ожидал нас несколько дней, он просто прибыл к нашему появлению и, раскрыв объятия, закружил по заливу. Небо, внезапно потемнело, по воде пробежала рябь, а затем все вокруг превратилось в большую стиральную машину. Я почувствовал, как палуба стала уходить у меня из-под ног. Переборки завертелись в разные стороны, наступила резкая слабость, и холодный пот прошиб меня с ног до головы. Тошнота подступила к горлу, желудок стал медленно выворачиваться наизнанку. Гальюн был рядом «Очистившись» от обеда, а заодно и от завтрака, я упал на койку. Громадный поролоновый матрац, гордость польского изготовителя, не хотел принимать меня в свое лоно. Я вместе с простыней заскользил по нему в ритме начинающейся качки. Судорожно зацепившись за бортик, попытался устроиться в одном из уголков моей кровати. Не тут-то было. Корабль подпрыгнул на волне, и я, на секунду повиснув в воздухе, опять заскользил куда-то в неизвестное. Над головой, как большие птицы, хлопая обложками, летали мои книги. Что-то с грохотом разбилось. Кресло, развернувшись ножками вперед, пыталось забодать меня на моем полигоне. Тошнота и спазмы в животе вновь кинули меня к унитазу. Кажется, что из желудка вытекло уже все, что можно было вытечь. Боже, когда это кончится? Мимо прогрохотало ведро и половая тряпка, летучей мышью, влажно опустилась ко мне на голову. Сколько времени длился этот кошмар я не помню. Сил больше не было ни на что и я, мысленно попрощавшись с родными, провалился в небытие.

– Доктор, а доктор? – Услышал я чей-то голос. «Значит, жив» мелькнуло в сознании. Я приоткрыл глаза. Надо мной склонились две сочувственно разглядывающие меня головы

– Эк, его раскорячило, сказала одна голова.

– А в медблоке что творится, – посочувствовала другая.

– Опыта нет, по-штормовому ничего не закрепил, вот и результат.

– Да, опыт не пропьешь!

Головы опять склонились и стали пристально меня разглядывать.

– Кыш, – сказал я и, достав запутанную в прутья спинки кровати руку, махнул в их сторону.

– Глянь-ка, оживает, – головы начали обрастать деталями и у них появились туловища. Теперь я их сразу узнал. Это были командир Михаил Юрьевич и стармех Витаминыч.

– Что, докторишка, бокс? – сказал свою излюбленную фразу из кинофильма «Айболит-66» командир.

– Какой ему бокс, его сначала умыть надо, – посочувствовал «дед», – у него вид, как у алкаша, доставленного в вытрезвитель.

Я попытался сползти на палубу, но тошнота и слабость вновь припечатали меня к кровати, но уже не качало.