Максим Бацкалевич - Карцер души

В углу стоял какой-то кривой низкий табурет. Подойдя к нему, я хотел было его пнуть, но вдруг увидел, что ноги у меня прямые, накачанные, словно у здорового человека.

В этот момент под рёбрами кольнуло так, что мне стало тяжело дышать. Прислонившись спиной к стене, я, будто сумасшедший, начал рассматривать не исковерканные болезнью руки, не веря своим глазам.

– Не может быть… Это какое-то чудо или сон? – невольно мои мысли сорвались с губ.

Глухим эхом слова пролетели по лысой комнате и бумерангом возвратились ко мне.

Впервые в жизни я услышал свой голос. От этого в груди кольнуло ещё сильнее. Жгучая боль мгновенно пронзила всё тело и так же быстро исчезла. Но дышать было всё равно трудно.

Хватая ртом спёртый давящий воздух, я медленно опустился на корточки. Голову разрывало от разных мыслей. Они, словно волны во время шторма, накатывали одна за другой на сознание, неся в себе хаос.

«Как это возможно, чтобы я – человек, который не мог ходить и не говорил с рождения, и вдруг выздоровел?..

Чудо?..

Для меня это маловероятно…

Чудеса Господь творит только для тех, кто этого достоин…

А я что?

В грехах по уши…

Да и злобы полно…

Тогда какого… меня исцелили?»

Я ещё раз осмотрелся вокруг.

«Хватит рассуждать… Нужно выбраться из этого карцера… Знать бы еще, как… В дверь долбиться? Так она словно впечатана в стену… А что у нас там?»

Поднявшись, я подошел к окну. В отличие от тюремного изолятора, сходство с которым имела комната, тут было обычное окно. Через него я увидел широкую улицу.

По лощёной от луж дороге сновали туда-сюда цепочки автомобилей. Периодически их останавливал красный глаз светофора.

На пару секунд железный поток стихал, мигая сотней габаритных огней и шевеля стеклоочистителями, пока по зебре шли люди.

Некоторые укрывались под зонтами, иные шли, вжав голову в плечи, жмурясь от капель дождя.

«Быстрее открыть окно… Позвать на помощь… Или как-нибудь спрыгнуть», – пронеслась идея.

Однако как я ни дёргал и ни поворачивал ручку, окно не шелохнулось. Так что не было возможности даже впустить в комнату свежий воздух. Не говоря уже о том, чтобы открыть его настежь и выбраться.

Внутри всё сжалось. Сжалось не то от неизвестности, что будет дальше, сколько мне суждено просидеть в этой холодной пустоте, не то от осознания того, что я выздоровел, но выпал из жизни.

Пройдя по комнате из угла в угол, я встал перед дверью и прислушался.

«Тихо… Неужели там никого… Кто-то же закрыл меня…»

– Эй! Кто-нибудь! – закричал я во всё горло.

Эхо повторило мои слова, и опять воцарилась тишина.

Понимание того, что я в полной изоляции от внешнего мира, давило на меня всё больше и больше.

Однако где-то в глубине души, как огонёк свечи под стеклянным колпаком, ещё тлела надежда. Надежда на то, что вот скоро настанет момент – и я очнусь, и весь этот бред растворится в небытие.

А пока мне только оставалось ждать, как каторжанину мотаться по периметру стен, считая шаги, чтобы хоть как-то отвлечься от едких мыслей.

Остановившись возле окна на пятьсот восемьдесят пятом шаге, я сел на подоконник и прислонился лбом к стеклу. В него дубасил ветер, дождь.

Но у меня на лице не было ни капли дождя, ни свежего дыхания ветра.

«Человек, наверное, хотел, чтобы солнечный свет освещал его дом, но он не желал, чтобы вместе со светом в дом залетали: снежинки или капли дождя, или чего хуже какая-нибудь тварь…

Поэтому было придумано стекло: видно многое, но тебя ничего не касается… Мы спокойно можем наслаждаться видами из окна едущей машины, даже не задумываясь, что там с огромной скоростью несется поток воздуха, который способен сбить человека с ног.

Но мы сидим в уютном салоне автомобиля, и нас это не касается… Мы лежим на диване, смотрим на мир через экран телевизора: где-то идет война, где-то наводнение, люди гибнут – а нас это не касается…»

Вдали сверкнула молния, рассекая тёмно-синее небо своими ослепляющими плетями. Немного спустя раздался рокот грома. Гигантская необъятная туча быстро приближалась. Дождь всё усиливался.

В очередной раз красный свет остановил поток машин. По пешеходному переходу опять начали идти люди.

Позади всех шла женщина с прогулочной коляской, в которой сидел маленький ребенок. Он всё время пытался ручонками сбросить с себя одеяльце.