Анастасия Рогозина - Рефлексия чувств

0

Я нашла эти записи, когда собрала вещи. Куча пыльных старых бумажек, с порванными листами и ароматом сирени. В них были все мои мысли, эмоции, чувства и желания. Маленькая Диля любила дневники и блокноты больше, чем своих родных и друзей. О чем, кстати, пожалела. Ведь человек не сразу понимает, что и сколько он потерял, верно?

Я вела дневники с восьми лет. Они были больше, чем бумажками – они были моей жизнью. Моими тайными друзьями и собеседниками. Являлись лучшим, что было на земле. А потом я потеряла все: друзей, родных, средства к существованию и свою память. Это произошло в феврале; когда снег в Санкт-Петербурге становится непредсказуемым явлением, он сначала тает, и снова валит сугробами. Мы тогда ехали к родственникам, путь был долгий и проходил в лесополосе (а где еще он может проходить?). Во время дороги я очень устала, и, дослушав музыку до потери зарядки телефона, я сомкнула глаза. Я не помню, что я тогда слушала, где мы ехали, что мне снилось. Я резко открыла глаза, яркая вспышка света, грохот, звон разбитого стекла, адская боль. А дальше – как в тумане.

1

…Я очнулась в больнице. Яркий свет немного слепил глаза, когда я впервые их открыла. Что со мной произошло? Что я здесь делаю?

Комната, в которой я проснулась, была чистой, но не совсем уютной. Я оглянулась, слегка повернула голову, но даже это движение далось мне с трудом и отозвалось болью. Я лежала на кровати, ко мне была подсоединена капельница, которая раздражала своим пищанием. Рядом стояли две заправленные кровати; две тумбочки, а в уголке комнаты была раковина и мусорка. За дверью слышались чьи-то голоса и шаги. Больница гудела, как рой пчел: тут и там жужжали разговоры, бегали маленькие дети, ходил медперсонал. Слабая пластиковая дверь в палату закрывала меня от мира сего, а я и рада. Слышать многочисленное жужжание разговоров мне не очень хотелось. Вскоре быстрые шаги приблизились ко мне, скрипнула дверь, и в комнату вошла незнакомая женщина. Она была в синем пиджаке, серых рваных джинсах и наскоро накинутом белом халате. Я уже открыла рот, чтобы что-то спросить, но она опередила меня:

– Диля, наконец-то ты очнулась! Какое счастье, что я увидела тебя живой, – со слезами на глазах сказала женщина. Я лишь недоуменно нахмурила брови; кто она?

Я оглядела ее с головы до ног: на вид ей лет 40, блондинка, на щеке небольшой шрам, а руки до жути холодные – она попыталась обнять меня. Но я ее оттолкнула, спросив очевидное:

– Кто вы? Откуда вы меня знаете?

Женщина отстранилась и вскинула кустистые брови:

– Как же? Ты меня не помнишь? Я Вика, мать твоего лучшего друга.

В комнатку вбежали двое мужчин и девушка; они были взволнованы, их глаза блуждали по комнате и остановились на незнакомке, которая минуту назад назвала меня Дилей.

– Женщина, неужели вы не понимаете русского языка? Вам же ясно сказали, что пациенту необходим покой, а вы врываетесь в самое ненужное время! – яростно кричал один из мужчин, схватив женщину за руку.

– Но и вы меня поймите! – вырвавшись, ответила незнакомка. – Ее родители погибли, а я являюсь единственным человеком, который может помочь ей!

Что? Родители погибли? Да что за чертовщина происходит в этом ужасном месте?

– Мы прекрасно вас понимаем, но прекратите эти крики и выйдете из палаты.

Блондинка зло посмотрела на мужчину, и, улыбнувшись мне на прощание, быстрым шагом вышла из комнаты.

– Наконец-то, – вздохнул другой мужчина. – Попадаются же бешеные…

Девушка, которая все время наблюдала за перепалкой, понимающе кивнула и подошла ко мне:

– Здравствуй. Я – твоя медсестра, и мы очень рады, что ты проснулась. У тебя не было признаков жизни около недели, словно ты погрузилась в вечный сон. Как ты себя чувствуешь?

«Ужасно,» – подумала я. Я очнулась в больнице, и со мной общаются незнакомые мне люди. Но я решила, что мое внутреннее состояние здесь никого не волнует, поэтому сухо ответила: «Хорошо.»

– Здорово! – ответила медсестра, хлопнув в ладоши. – Сейчас тебе нужен покой, а потом мы вместе пойдем на арт-терапию.

– Постойте, но что со мной случилось? Как я здесь оказалась? – остановила я медсестру, которая уже была в дверях.

Девушка лишь недоуменно на меня посмотрела; ее брови были нахмурены, а карие глаза красиво сверкали при свете комнаты. Она постояла молча, задумавшись, а затем спросила:

– Диля, а ты что-нибудь помнишь?

Этот вопрос поставил меня в безвыходное положение. Хотя, я ведь даже не знаю, как меня зовут. Или «Диля» – это мое имя?