С хамоном и дыней, с бурратой и вялеными помидорами, с козьим сыром и кедровыми орешками, с бри и инжиром. Там ещё много чего, но эти маленькие бутербродики я выбирала с особенным трепетом. И не спрашивайте меня, где я всё это умудрилась раздобыть в товарно-экономической ситуации нашей необъятной в 2017 году. Всё всегда можно найти, не верьте депрессивным нытикам. А вот от моего научного руководителя пахло его возрастом и библиотекой. Как же я не хочу никогда стареть. Не хочу застать себя в том состоянии, когда тело похоже на инжир из бутерброда. Успокаивает, конечно, что к тому возрасту я уже буду слабо что-то видеть да и полового партнёра у меня точно не будет, а если и будет, то у него тоже будет беда со зрением. В любом случае, ах, как не хочется пахнуть библиотекой и быть инжиркой.
Я кивала и благодарила за добрые слова поддержки, а матрос, живущий внутри меня, оперировал совсем другой лексикой. Матрос, кстати, тоже не был готов к провалу, но в отличие от меня имел возможность выражать свои чувства и эмоции более явно.
Вытащив из кармана платок,
(платок меня научил носить папа. Именно живой платочек с кружавчиками и цветочками, а не безликие “клинексы”. Он всегда мне говорил, что выходить без платка нельзя – а вдруг я чихну! Не рукавом же утирать себе все брызговики!)
я стала нервно стирать с губ помаду, которой вообще непонятно зачем накрасилась на защиту. Нервно, потому что стирать матовую помаду, женщины меня поймут, особенно кропотливый процесс. Может быть, эта гнусная тётка потому и говорила со мной таким тоном, из-за того, что у меня была бордовая помада слишком яркая? Или потому что мне тридцать три, а ей в два раза больше? Вариант, в котором бы чёрным по белому говорилось о том, что у меня проблемы с самим исследованием я не могла допустить, потому что исследование было идеальным. Оно было идеальным настолько, что мне самой было противно от этого. С благоговением я трогала странички переплетенного тома ещё совсем недавно. Я ведь и шла на защиту, как герой, зная, что всё сделано превосходно и, что я не зря четыре года, как литературный раб писала одну за другой статьи в ваковские сборники 2 2 Сборники статей всех желающих стать кандидатами и докторами наук, которые одобрила и освятила ВАК – Высшая аттестационная комиссия. Цены на публикации варьируются от нуля до очень много.
, что не зря я приходила сюда, чтобы читать лекции бестолковым первокурсникам-бакалаврам, а оно вон как вышло… Товарищи из диссертационной комиссии слопали то, что я принесла и сказали, что “надо дорабатывать”. А вам жрать меньше надо! Пришли… Сожрали и ушли! А мне теперь с этим грузом всю жизнь жить.
Я смотрела в стену и думала лишь о том, что четыре года пошли коту под хвост, и сил выйти в этот бой в следующем году у меня не будет. Наверное, желания тоже не останется, ведь его и сейчас уже нет. Конечно, есть большая надежда, что в следующем году всё пройдет лучше, так оно зачастую и случается, а есть ещё шанс, что – нет, не пройдет. Всегда лучше рассчитывать на то, что всё будет плохо, тогда любое “хорошо” станет приятной неожиданностью. Точно могу сказать, что я не защитилась лишь потому, что считала, что я всё сделала от и до прекрасно. Нужен был скептичный глаз, но его не было ни у меня, ни у руководителя, ни у рецензентов. А вот у оппонентов хватило глаз.
Сушёная ладошка так и лежала у меня на плече, а сам руководитель сочувственно молчал, словно мы только что похоронили наше общее дитя.
– Пойдёмте, Ларочка, выпьем. Вам сейчас полезно. Пойдёмте…
Дедулик аккуратно похлопал несколько раз меня по плечу, встал и довольно бодрым шагом повел меня в направлении своего рабочего места. Я плелась за ним на кафедру, где он из своего скрытого от посторонних глаз мини-бара достал початую бутылку армянского “коньяка”, подношение от кого-то из студентов. Мне вообще интересно, почему студенты дарят постоянно алкоголь? Где же фантазия, воображение! А вдруг преподаватель не пьёт. Или не пьёт такое. Или не пьёт именно этот “коньяк”, который даже не коньяк…
В траурной тишине мы хлопнули по глотку из маленьких чайных кружечек, которые стоят там, наверное, со времён Очакова и покорения Крыма 3 3 Если “Двадцать четыре часа из жизни женщины” я не читала, то “Горе от ума” Грибоедова я любила со времен, когда на школьной парте мои менее прилежные соседи выцарапывали непотребные стишки. Действие II, явление 5. Осада Очакова была во время русско-турецкой войны 1735—1739 годов и состоялась в июле 1737 года. А вот “усмирение Крыма” было в 1783 году. Конечно, я выразилась фигурально, но эти кружки там действительно давненько стоят.
, с которых слезла золотистая каёмочка, но стараниями лаборантов они сохраняли ещё более-менее приемлемый вид. Я сидела на маленьком диване из кожзама синего цвета с “винтажными” потёртостями на подлокотниках, поджав под себя ноги, туфли, мои красивые дорогие туфли, которые специально выбирала на защиту с куда большим трепетом, чем выбирала туфли на свадьбу, валялись на полу, а мой научный руководитель продолжал строить воздушные замки о следующей попытке и предлагал мне конфетки, как ребенку, чтобы я не расстраивалась. Я положила за щёку одну “Маску”. Я их очень любила в детстве. Их и “Каракум”. И батончики… У бабушки всегда для меня водились в нижнем шкафу серванта конфеты в жестяной коробочке. Вкус из детства, однако, не принёс ожидаемого эмоционального облегчения. Я просто ещё раз вспомнила о том, что моё детство безвозвратно утеряно, и у меня с ним нет никакой связи, бабушка давно умерла, а родители… Про них вообще лучше не вспоминать.
Читать дальше