Данила Ноздряков - Люди с пониженным социальным отверстием. Сборник рассказов

На третий день Ставрогин закончил чтение книги Даниила Проэктора «Фашизм: путь агрессии и гибели» и пришёл к осознанию, что установившийся в Велорайхе режим слишком уж напоминает гитлеровский. Следовательно, придёт к неминуемому окончанию. Окончания же велосипедного режима здоровья Ставрогин никак не желал никоим образом действия.

Спросите меня, откуда я узнал мысли Ставрогина? Я же не всевидящее око Саурона, чтобы знать такое. Занялись бы вы лучше другими более интересными вещами, а не похабными такими вопросами. Как, например, хотя бы подумаете, откуда взяться на географической карте постиндустриальной страны рабочему посёлку? Воооооот. А вы говорите…

Поэтому Ставрогин решил декретом ввести в обязательность повседневности культ своей ныне покойной матери купчихи Губсолтановны. Или, как он произносил, Бупбупбэ. Одновременно в этом же декрете он повелел установить её памятник из саманного кирпича на главной и единственной площади Велорайха. Но уникальный специалист Прохоров, умевший овладевать искусством установки монументов из саманного кирпича, находился в данный момент времени в концлагере, оборудованного из бывшего придорожного кафе «Кандомбле». Посему с установкой памятника решили повременить.

Дабы совсем отличаться от национал-социалистов, зинососам повелели поменять походную песню с «Wacht am Rhein» на «В Банном переулке» и исполнять её во время ночных факельных велопарадов. Проводили их, правда, днём, во избежание несчастных случаев.

Слова в новой песне, значит, были следующими:

Ничего более примечательного в третий день не произошло, кроме смерти от импотенции во время попытки коитуса с одной из оставшихся зинососок первого вице-заместителя Уляндшпигеля. На его место временно исполняющим обязанности первого вице-заместителя – sic! – был назначен я, выпущенный на поруки из концлагеря, оборудованного из бывшего придорожного кафе «Кандомбле». Всё-таки оценили мои способности и успехи обзорщика видеогр на «Денди» и участие в составлении «Весёлого прейскуранта смертей». Но в партию так и не приняли, так и не приняли. Ну, и хрен, то есть, ну, и ладно, с ней, с ним, с финским плащом!

На четвёртый день ничего примечательного не произошло, кроме того, что растлённому пятилетнему Мише на трёхколёсном лисапеде исполнилось шесть лет, и он, цитирую, перестал хотеть быть велопидором и послал всех в и на (слово пропущено). А сам присоединился к проезжавшей мимо сквозь рабочий посёлок группе байкеров-мотоциклистов на трёхколёсных мотиках. И умчался в неизвестном направлении в сторону детского садика.

На пятый день, оказалось, что езда на велосипеде очень способствует развитию феминизма у женского пола. Зря этого в своё время не знал Ставрогин. Ведь ещё 2 февраля 1896 года в интервью газете «New York World» знаменитая африканская суфражистка Сюзен Энтони заявила следующее: «Я думаю, что велосипед сделал больше для эмансипации женщин, чем всё остальное вместе взятое. Он даёт женщинам ощущение свободы и независимости. Сердце моё наполняется радостью всякий раз, когда я вижу женщину на велосипеде… это – зрелище свободной, неугнетённой женщины».

В юбке же на велосипеде не покатаешься, исключительно в портках!

Три количества зинососок под покровом ночи удалились в соседний рабочий посёлок имени какого-то там очередного съезда металлистов и заняли там глухой обороной никому не нужный развалившийся дом. Здесь они принялись предаваться любимым феминистическим телодвижениям: приклеивать себе разноцветное говно на волосы подмышек и бросаться из окошек во всех проходящих представителей мужского пола использованными тампонами и прокладками, а то и вовсе использованными поролоновыми губками.

В ответ на новую феминистическую политику, представители мужского населения рабочего посёлка стали действовать согласно Бернской конвенции и частушке, известной с незапамятных времён: