Изменилась жизнь его. Думал он часто, что дал ему этот кто-то жизнь напрокат, а как настанет время, спросит с него, Якова – «как ты использовал её»? И ещё полувспоминалось-полумерещилось: глаза в глаза – огромный боров с костяными саблями клыков. Глаза абсолютно круглые и блестящие, как омут. Массивная и студенистая теплота и прель в них, спокойная мощь, поразительно ровная глубина. Кольнули глаза и поволокли куда-то, потянули всё быстрей и быстрей, в студёную продолговатую бездну. И вот уже в длинной тёмной трубе ветер расшибает лицо, расплющивает нос, волосы бьются, как живые, – вот[-вот] оторвутся, полетят сами. И рядом… кто-то летит рядом – угловатый и тёплый, и через ноздри сладковатый запах рвоты… Но тут кто-то убеждённый в своей вселенской правоте выглядывает из зрачков Якова – и чудовищный боров делает шаг, сминая подвернувшийся стол, останавливается и начинает растворяться в воздухе.
И снова возвращается голос дяди Сени:
– Слышь, Яшка! Помнишь, как мать твоя с третьего этажа спрыгнула? Поломала, конечно, что-то, но ведь жива! Пока-а там эта тварь по лестнице спускалась, она и отползла немного – в подвал заползла, спряталась. Тварь вышла и воздух нюхает – и морду к подвалу поворачивает. Ё-моё, думаю, сожрет племянницу мою. Я бегом на кухню, нож взял, смотрю из окна. А тварь к двери уже подходит. Ну, думаю, кем я буду, если племянницу на моих глазах – того… И прыгнул… Из окна… Бог мой! Белый свет в глазах помутился. Пока очухался – глядь, евоная крокодильская рожа уже два метра от меня. Я ему бах ножом в глаз, а она ни фига не чувствует – без глаза, значит, а прёт, как танк. Отступаю потихоньку, по роже её полощу ножиком, а ей ни хрена. И чё эта тварь тогда меня не кончила… Я ить потом видел: как прыгнет метров на двадцать… да-а, а что ты думаешь… так и раскроит человека надвое. Ну дак вот, я уж так немного соображать стал, а рядом лестница пожарная – и полез по ней. Хреновина эта, понятно, за мной. В общем, долез до крыши, она тоже начала залезать, а я её и скинул. Скинул, смотрю вниз, а та-ам… ё-моё… полный двор этих гадин, места живого нет. Ну уж тут, ясно дело, матери твоей и думать нечего… к-хм… да… бесполезно… А вот о себе подумать надо было. Ну, да ты же помнишь, Максим Алексаныч из тридцать седьмой себе на чердаке мастерскую устроил? Я, значит, бы-ыстрей-быстрей, кувалду беру, бегом к этой лестнице и давай штыри выколачивать. Отколотил их, лестницу оттолкнул: дом-то старый, скобы сразу поотлетали. Ну, думаю, теперь не залезут. Возвращаюсь в мастерскую, а там ты уже сидишь, дверь из подъезда разными шкафами закидал – герой. Да, Яшка, кто там кричал-то? Крысы, что ль, сожрали кого? Соседа, говоришь? Ты бы пошел, поморил их, а то ведь житья не дадут.
Яков взял баллон и вышел в коридор. Коридор был общий, с низким крошащимся потолком. Когда идёшь, постоянно задеваешь головой керосиновые фонари. Керосин подавался по тонким резиновым трубкам. В некоторых местах, где земля обсы́палась больше, они были видны.
Кое-где трубки давали течь, и керосин лёгкими пахучими каплями сочился на землю. Люди подставляли тазы, бидоны и жгли его в жилищах.
Квартиры лепились одна к другой – норы три на три метра. В иных уж и стен не было: сходят люди на базар, купят какую-нибудь тряпку, повесят вместо занавески – и живут. Со стороны коридора тоже занавески, куда хочешь, туда и входи, хотя брать, конечно, нечего – третий ярус ведь, шантрапа… Если у кого и есть что в городе, то пониже. Там почти у всех двери, и квартира на квартиру похожа, а начиная с сорок пятого яруса вообще вход по особому разрешению.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.