Дмитрий Лекух - Летом перед грозой

И он на них, кстати, тоже.

Ни одной юбки не пропускал по случаю.

А она – невысокая сухощавая мадам «тридцать с изрядным хвостиком». Из всей внешности которой только и можно было выделить, что красивые, ухоженные руки с тонкими длинными пальцами, крашеные волосы да яркие, выразительные, светло-серые до прозрачности глаза почти что профессиональной стервы.

Чем она занималась – ума не приложу.

То ли театром, то ли кино.

Впрочем, – какая, в принципе, разница.

Если уж я, человек вынужденно светский, о ее выдающейся роли в современном искусстве ни на одной из тусовок ничего и ни от кого никогда не слышал, кроме того, разумеется, вопиющего факта, что она «Катя, жена Бори Наймана, занимается, кажется, театром», то вы – и тем более не обязаны.

А вот Боря…

…Боря был человеком в нашем мире более чем известным. Его, можно даже так сказать, – многие почти что любили.

Настолько, разумеется, насколько вообще могут кого-то любить в нашей среде.

Нда уж…

…Мы с ним познакомились, в общем-то, вполне случайно.

Просто у него в который раз проворовалась очередная девица, заведовавшая отделом рекламы.

Вот он и, замучившись их нанимать, обучать и выгонять, попросил знакомых порекомендовать «какое-нибудь надежное рекламное агентство, с хозяином которого можно договориться, чтоб не платил моим сучкам откаты».

Агентство оказалось – моим.

Вот и познакомились…

…А потом и затусовали вместе.

Слишком уж ему понравилась наша компания, состоявшая из веселых и вполне себе разнокалиберных подонков.

Байкеры.

Рейсеры.

Пара-тройка мрачноватого вида ребят из серьезных фанатских «фирм».

Рекламщики.

Какие-то полубезумного вида спецы по пространственному дизайну.

Прожженные и пропахшие цинизмом и табаком журналюги с ящика.

Окончательно очумевшие от ежедневных финансовых игр брокеры и трейдеры.

Рок-музыканты.

Владелец кошачьего питомника.

Поэт, стихов которого никто и никогда не слышал.

Вполне себе долбанутые бывшие физтеховцы, кандидаты и доктора, по нынешним непростым временам срочно перековавшиеся в продавцов компьютерной техники и программного контрафакта…

…Словом: всякой твари по паре.

Только геев не было.

Не приживались.

Не наш стиль.

Зато девиц было – хоть отбавляй.

В основном, конечно, – всеразличные студентки, модельки, актрисульки из столичных театров и прочие искательницы всевозможных приключений на свои хорошенькие задницы.

Надоедливые и нудные – изгонялись.

Но на их место тут же стройными рядами вписывались новые претендентки.

Благо красивых девчонок в Москве, слава Богу, куда больше, чем в каком-нибудь хваленом Париже.

Бывал я в этом Париже, и не раз, знаете ли.

Помойка и есть помойка.

Грязь, окурки, бумажные кульки, вонючая Сена.

Сплошной генетический мусор на улицах.

Будто ты не на родине Рембо, Бодлера и Луи Арагона, а в каком-нибудь сраном Тунисе или, допустим, Алжире.

И – парижанки.

Да, ухоженные.

Да, с хорошо прорисованными мордочками.

Но до наших – как до небес.

Или, точнее, – до Пекина, если путешествовать до этого города строго в указанной в поговорке позиции.

А по-другому – никак.

…Кстати, справедливости ради, кое-кто из девиц в нашей компании – приживался. А одна, самая язва, даже умудрилась стать почти непререкаемым авторитетом.

Ее, по-моему, даже наши крутые футбольные хулиганы слегка побаивались.

Но это – уже совсем другая история…

…Но и на этом фоне Боря умудрялся выделяться и постоянно оказываться в центре внимания.

Легко и свободно рассуждал обо всем на свете.

Смешно шутил.

Не задумываясь сорил деньгами.

Необидно и как-то не пошло хлопал ладонью по затянутым в кожу и джинсу хорошеньким девичьим попкам, не отказывался от запускаемого порой косячка.

А однажды даже умудрился вогнать в глубокий ступор ребят из известной рок-группы, когда, отобрав у одного из них гитару, выдал на ней такое, что бедный парень, неожиданно для себя понял, что данным инструментом он владеет на уровне пытающегося говорить по-английски среднемосковского пэтэушника…

…А еще он единственный в нашем кругу неизменно появлялся на всех вечеринках в хорошем костюме и галстуке. И не потому, что этого требовал его социальный статус – плевать он на него хотел – просто ему так больше нравилось.

И – плевать он хотел на то, что у нас это считалось «не принято».

В общем – жил человек в свое удовольствие, всем нравился, а если кому и не нравился, то самого Борю это ну нисколечко не волновало.