Коля Александрович - Войны Кофе и Чая. Книга 1. Рудная Гора

И дальше было море музыки…

В семидесятые годы двадцатого века, в годы острого соперничества социализма и капитализма до советских людей с запада, от проклятых буржуинов, доходили лишь скромные слабенькие музыкальные ручейки, да и то в основном из европейских соцстран. Вспомним «Кабачок тринадцать стульев». Во главе с Паном Директором и Паном Ведущим. То бишь с блистательными Спартаком Мишулиным и Михаилом Державиным.

Этот музыкальный ручеёк был глотком кислорода для всех нас. Но дышать хотелось глубоко и стабильно. Дышать хотелось полной грудью. Без всяких там лимитов и глупого деления музыки на нашу и не нашу. Чистый воздух, чистая вода, тонкий юмор и безопасный секс, что ещё было нужно строителям развитого социализма, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы?

Этого добра в городе было как грязи. В смысле: ешь – не хочу. В дополнение к этим четырём мощным ништякам, к этому, не побоюсь этого слова, уникальному природному комплексу: чистому воздуху, чистой воде, тонкому юмору и некоммерческому сексу, у города было своё персональное музыкальное море. И оно было не хуже любого иного моря мира. И не хуже любого океана.

С этим морем мы дышали полной грудью. Кислородное голодание нам было неведомо. Пусть голодают и задыхаются другие.

Мы подышим.

Мы споём. Мы станцуем. Мы сыграем. Мы расскажем. Мы спародируем. Мы спровоцируем. Мы порвём вас самым изощрённым способом. В любой момент. Когда захотим. Или, когда вы сами захотите этого… Почему?

В аномальном городе и жители жили не самые простые. Да что уж там – совсем не простые… Я бы сказал – аномальные.

Музыкальные фанаты города и вовсе считали, что их море лучше любого иного моря мира. И лучше всех океанов. Какими бы тихими или буйными они не были. Включая самого кроткого из них.

Жители города, а гостям сам бог велел, могли в любой момент купаться в своём море. На персональном пляже. Неограниченно по времени. Независимо от температуры воздуха. От силы ветра. От осадков. От наличия автомобильной стоянки. Независимо от слов песни Маргулиса из «Машины времени»:

С морем в городе появились свои «шаланды», своя «кефаль», свои «биндюжники» и свои Костя с Соней. И были они такие же классные, как те, из песни Леонида Утёсова про Одессу. С морем в городе появилась романтика. С морем это был город курорт. С морем это был город блюз.

Закон относился к этому неодобрительно. Закон инстинктивно хотел иметь хоть какой-то навар с любого хулиганства. Но город стоял за своих хулиганов горой. В прямом и переносном смысле. «Рудная Гора». Такое имя было у города. Довольно жесткое. И вполне себе брутальное. Но…

Это был очень добрый город. Это был очень южный город.

В нём было столько романтики, поэзии и позитива, столько света, цветов и доброты, столько надежды на лучшее, стабильности и любви, что можно было собирать пессимистов со всей огромной страны и привозить их в этот маленький город на излечение от страшного недуга. Чтобы они полной грудью дышали воздухом этого города как лекарством.

И можно с уверенностью сказать, нечто неуловимое и загадочное, что было разлито творцом в атмосфере этого места, наверняка и неизбежно исцелило бы этих несчастных и продлило их жизнь и повысило качество этой жизни на высоту, о которой им и не мечталось. Ведь способность мечтать – удел оптимистов.

Пессимизм как вирус гриппа – подцепить его легко, а вылечишь сложно. Автор и сам, случалось, цеплял этот вирус и ему бывало даже страшно.

Пессимисту всегда трудно и страшно. Для него это норма. Это его крест.

Автор уже довольно давно понял, что дураки и пессимисты долго не живут. А жить хотелось долго. Жить хотелось так, чтобы депрессия была у других.

И он побеждал эту инфекцию. Мысленно возвращаясь в этот город и качая оттуда энергию. Мысленно обнимая этот город как любимую женщину.

Энергия присутствовала в этом месте. Энергии было столько, что даже великая Победа 9 мая 1945 года в Отечественной войне и та стала результатом этой энергии. И было неясно, исходила ли она из земных недр, или из человеческих душ.