Сергей Смирнов - Эклектика. Сборник рассказов

Помнишь, как мы встретились? А я помню. Я тогда вошел в комнату, а ты там сидела на полу и смеялась. Звонко так, искренне заливалась. Друзья твои там были тоже, но их уже не помню совсем, ни имен, ни лиц. Я так задержался взглядом, что потом неловко было. Я просто подумал: «Вот это мой типаж», и так хорошо стало от этой мысли.

Ты в тот вечер первая со мной заговорила. У меня была футболка с принтом «Cowboy Bebop», ты подошла и сказала: «О, крутой мульт! Мне очень нравится!», а я как полный кретин ответил: «А мне нет.», и ты не поняла меня, так как не знала еще, что я за человек. Я думал, что начинаю очаровывать тебя своим чувством юмора, забавно теперь это вспоминать.

А потом все начали курить траву, и ты тоже, и я решил за компанию, хотя наркотиков не пробовал тогда вообще никаких. Одну затяжку сделал, думал, как в фильмах нужно, много вдохнуть, долго держать. Не выдержал и раскашлялся. Кашлял минут пять не переставая, так стыдно было. А потом меня убрало. Опомнился, а ты уже ушла, и я не понимаю, зачем я там нахожусь, и все такие чужие, и паранойя, и я тоже ушел…

Вера скривила брови, лицо ее выражало болезненное недоумение. Неожиданно ее отвлек подсевший полный мужчина:

– А что же вы голубушка сидите в одиночестве, скучаете?

– Что? Нет, – смутилась она.

– Давайте я вам компанию составлю, а то вы все водичку тут свою пьете, бумажки какие-то теребите, жалко смотреть.

Вера вздохнула и ничего не ответила. Мужчина принес с собой бутылку вина и тарелку с закуской.

– Так, давайте знакомиться, меня Анатолием звать, а вас как величать изволите сударыня? – игриво произнес он.

– Вера, – сказала она холодно.

– Верю, – резко ответил мужчина и громко захохотал.

В течение следующих двух минут Анатолий рассказал, что он преподаватель в университете, едет в Санкт-Петербург защищать докторскую диссертацию и, неожиданно, про свой взгляд на внешнюю политику России.

– Да где это видано, чтобы русский человек отступил перед такими негодяями! – разошелся Анатолий.

– Не знаю, что там русский человек, а я бы сына своего на войну не отдала, – вдруг включилась в разговор Вера, до этого все время молчавшая.

Тут к ним подошел один из хмурых мужчин, которые все это время молча пили водку за соседним столом. Он обратился к Анатолию:

– Слышь, академик, ебало завали. Че к бабе пристал?

– Позвольте, уважаемый, – торопливо и испуганно начал Анатолий, но его тут же перебили.

– Я те ща позволю, блять. Встал и вышел! – угрожающе произнес мужчина.

– Да как же это не по-людски…

– Встал и вышел, блять!

Тут и второй мужчина подключился с соседнего стола:

– Э, ептать, те че, не ясно сказано?

Анатолий удалился, забрав с собой бутылку. Мужчина вернулся к своему товарищу за стол, и можно было расслышать, как он сказал ему: «А бабенка-то ничего.».

Вера сделала вид, что не заметила и продолжила читать.

Я сразу понял, что влюбился, но не сразу понял, что пропал. Помню все искал встречи с тобой, пытался общаться. И ведь ты не отталкивала меня, хоть и сразу все поняла, наверное. Но и никогда не подпускала ближе. Я даже до френдзоны не добрался, хотя сам виноват, слишком гордым был.

Но что-то у нас все-таки было… Помнишь, вы меня позвали диски юзать? И я пришел и ничего об этом не знал. Я спросил у тебя: «А что будет?», я боялся, что как с травой получится. А ты сказала: «Тебе просто будет хорошо, поверь.», и я поверил. Ты не обманула, было хорошо, было безумно, невероятно, потрясающе хорошо. Я и не подозревал, что можно так себя чувствовать. А потом все танцевали и обнимались, и я танцевал с тобой и обнимал тебя. И так просто это было, я ничего не боялся, и ты была так нежна со мной.

А потом все кончилось. И между нами снова оказалась пропасть, еще шире, чем раньше. Тебе было стыдно, а я не знал, как с этим дальше жить…

По щеке у Веры потекла слеза, и она быстро смахнула ее. Несколько минут она сидела, закрыв лицо руками, но не плакала, а только тяжело дышала.

Парни, сидевшие в другой стороне вагона, вдруг громко расхохотались своими высокими молодыми голосами, и слышно было, как один из них сказал:

– Иисус по-любому был вмазанный постоянно. Типа, он такой: «Я вас всех люблю!», а ему апостолы: «Даже Иуду любишь? Его никто не любит! У него лицо предателя!», это, кстати, сказал апостол Физиогномикус. А Иисус, короче, такой: «Иуда, иди я тебя обниму. Иди сюда, хорошенький мой. Предашь меня, да? Все равно люблю.».

– А Иуда такой: «Иисус, ты че, педик?», – поддержал шутку второй парень, и оба снова звонко захохотали.