Гамид Амиров - Тень Брата

От чая и кофе Соломон отказался, попросив стакан простой воды. Еще через десять минут дверь открылась, и в переговорную уверенным шагом вошел сам Лапусов, одетый в строгий дорогой костюм с галстуком, как и положено чиновнику высокого ранга.

– Соломон, друг мой! Что у тебя приключилось? – улыбнулся мужчина и картинно распахнул объятия.

– Здравствуй, Саша. Сейчас все расскажу, – ответил Соломон, также всем своим видом изображая радость от встречи.

Обнявшись, мужчины сели рядом за длинным столом. Лапусов, лысеющий, коренастый мужичок с зелеными глазами и тонкими губами, был немного старше Соломона. Он сцепил пальцы, положив руки на стол, и бросил быстрый взгляд на наручные часы:

– Я весь принадлежу тебе примерно двадцать минут. Потом, извини, надо бежать.

– Мне хватит, – ответил Раппопорт и принялся рассказывать о своих проблемах с самого начала.

Лапусов внимательно слушал. Когда рассказ закончился, сенатор почесал подбородок и задумчиво произнес:

– Да… дорогой друг, ситуация непростая…

– Я-то справлюсь, Саш. Просто я не знаю, с кем справляться. Но больше всего я боюсь того, что у меня попросту хотят отжать весь бизнес! И ты понимаешь, о ком я…

– Я понял, понял, что ты имеешь ввиду, – перебил друга Лапусов и повел глазами, давая понять, что в переговорной может быть прослушка, а потому имена называть не стоит. – Но ты ошибаешься, поверь мне. Во-первых, они сначала предупреждают, во-вторых, работают иначе, а в-третьих, я бы знал!

Соломон пожал плечами, явно давая понять, что больше версий у него нет. Он полагал, что это могут быть только люди из правительства, но Лапусов разуверил его в этом.

– Ты, не переживай, Соломон, – придя мысленно к какому-то решению, заявил сенатор. – Я в обиду тебя не дам. Сейчас главное сохранить то, что есть. На сей счет кое-какие мысли у меня уже есть. Дай мне несколько дней. Мы с тобой встретимся вечерком… послезавтра, например. И все решим. Идет?

– Да, конечно. Спасибо, Саша!

– Перестань. Все хорошо. – Лапусов встал и шутливо спросил: – Я только не пойму, вот ты, старый богатый еврей! Ну неужели у тебя, кроме мелкого заводика и строительной фирмы больше ни черта?

– Недвижимость есть, и все, – развел руками Раппопорт.

– Никогда бы не подумал! – удивился уже серьезно сенатор. – У тебя одних картин столько, что ты, по-моему, можешь «Газпром» купить!

– Это и есть все мое состояние, Саша. Зачем мне другой бизнес? Денег на роскошную жизнь и так хватает. А картины никогда не упадут в цене, будут только расти.

– Может, ты и прав, – задумчиво протянул Лапусов. – Как ни крути, мудро… Ладно, я побежал. Созвонимся послезавтра.

– Хорошо, дорогой. Пока!

Темно-синий «бентли» заезжал в один из элитных поселков Барвихи. Поселок этот находился уже за Московской кольцевой дорогой и относился к Одинцовскому району; в народе данное место, как и другие близлежащие поселения, прозвали «Рублевка». Жили тут состоятельные представители московской элиты. Вот только Соломон Раппопорт, без сомнений принадлежавший именно к этой социальной группе, сидел сейчас на заднем сиденье своего роскошного автомобиля и задумчиво смотрел в окно, ничего вокруг не замечая. Не видел он ни ухоженных поселков, ни красивых домов, видневшихся из-за огромных заборов, ни даже Еврейского центра и синагоги, открывшихся недавно в поселке Жуковка. Мужчина был полностью погружен в свои мысли, а всю эту роскошь и красоту он и так видел каждый день, выезжая из дома и возвращаясь назад.

– Соломон Маркович, я сегодня больше не нужен? – спросил водитель Миша, вырвав шефа из задумчивости своим вопросом.

– Да… нет, наверное… – растерянно пробормотал Раппопорт и, собравшись с мыслями, через мгновение продолжил: – Нет, точно нет, Миша. Меня оставь дома, а сам езжай к семье.

– Я могу немного задержаться, вдруг вам что-то понадобится, – предложил водитель.

– Не понадобится, – заверил его Соломон. – Я дома отдохну. А завтра часам к двенадцати приезжай, не раньше! Мне нужно спокойно собраться с мыслями…

– Как скажете, Соломон Маркович, – согласно кивнул Миша.

Для Раппопорта этот тридцатишестилетний парень был не просто водителем. Высокий, спортивного телосложения боксер Михаил Нестеров уже четырнадцать лет верой и правдой служил своему шефу. За эти годы он не раз доказал свою преданность Соломону, и это его качество не осталось без внимания. Раппопорт щедро платил водителю, на день рождения и в Новый год стабильно давал премии в размере еще одного оклада. Помимо этого, семь лет назад, когда Миша женился, Раппопорт подарил ему трехкомнатную квартиру в Одинцово. Конечно же парень был несказанно рад такому подарку, и его благодарность только увеличила уважение к работодателю. Соломон же ценил это и относился к Мише как к родному. Кроме водителя, у Соломона было еще два человека, которые служили ему верой и правдой уже много лет. Муж с женой, Мирзо и Наргиз, приехавшие в Москву еще в 90-е, на протяжении последних двадцати лет работали на Раппопорта, двенадцать из которых прожили конкретно в этом самом доме. Им обоим было уже за шестьдесят. Мирзо – спокойный и тихий маленький мужичок, выполнявший любую работу, от уборки снега до починки дверных замков. Он мог сделать даже то, что порой не по силе было и троим молодым мужчинам, главное, чтобы в деле не требовалось применять интеллект, потому что с ним у Мирзо были большие проблемы. А вот его жена, Наргиз, была не так глупа, как могла показаться вначале. Женщина выполняла всю работу по дому. Сейчас, правда, она в основном занималась уборкой и вела все домашнее хозяйство. На стирку и глажку вещи еженедельно забирал курьер из прачечной. Еду по необходимости привозили из ресторана неподалеку, а потому она лишь иногда готовила завтраки и легкие закуски. Но самое главное, за что Наргиз был благодарен Соломон, так это за воспитание его сына, Давида. В августе парню исполнилось двадцать лет. Жена Соломона умерла давно, еще при родах. Давид никогда не знал матери, но неизменно ездил с отцом на ее могилу. Правда, эта история была покрыта мраком, отец и сын практически никогда не обсуждали детали давней трагедии. Соломон не любил говорить об этом, тем более с сыном, которого любил больше всех на белом свете. Да и не было больше у богатого мужчины близких родственников. Поначалу воспитанием ребенка занималась бабушка Хая, мама Соломона, живущая в Одессе. Но в 2002 году старушка умерла, и отец забрал свое чадо в Москву, где растить мальчика помогла Наргиз. К тому времени Раппопорт уже был достаточно состоятельным человеком, и с Давидом занималась куча репетиторов. У ребенка с детства была страсть к музыке, и к семнадцати годам он уже виртуозно играл на скрипке. Тем не менее музыка оставалась для него просто хобби. Учиться же отец отправил своего наследника в МГИМО. Соломон с большим трепетом и нежностью обращался с сыном, понимая, что мальчик обделен материнской лаской.