Роман Шабанов - Продаются роли!

– Отличный тост, – согласился толстяк, поднял правую руку и затряс ею, как колуном над поленом, прицеливаясь к точке скола. – Прям за душу взяло. Вот здесь. Взяло чертовски сильно.

– Да, – сказал молодой невнятно, но тоже со своей долей темперамента, который включала его щуплая фигура.

Философ что-то пробубнил. Он не открывал рот, когда говорил, и поэтому информация из его уст становилась зашифрованной, примешанной к шипящим звукам, причмокиваний и громких вздохов.

– Что? – спросил Иван. – Вы что-то сказали?

Вождь засмеялся, возродив смех до колик из легкой усмешки, затащив в этот процесс возрождения толстяка и даже младого банкира.

– Не обращай внимания, – сквозь смех прокричал толстяк. – Он же философ. А философов никто никогда не понимал.

В доказательство он пробубнил его одну, по серьезному выражению лица было понятно, что классическую, фразу и замолчал с не менее умным видом, ожидая своего следующего комментария.

– Да, вы вместе, – немного захмелев, произнес Иван. Вино приятно обожгло внутренности и заиграло в глазах, уголках губ и пальцах на ногах. – А я один. Когда четверо как один – сила. Но чтобы одному за четверых – это непросто.

– Да, ты прав, – вступил вождь, – например, нас четверо. Мы все время ходим вместе. Совершенно разные. Совершенно. Ты только посмотри. Этот молчит, тот гундосит себе под нос, этот как верная…не буду, а я генерал. Но мы вместе, не разлучаемся. А почему? Вопрос интересный? Интересный.

Он наклонился к Ивану, и селедка с эфирными маслами пустилась в пляс, затормаживая рефлексы.

– Ты мне только ответь, – настойчиво вторил вождь. – Четверо, разные, как…как вон корабли на воде. Есть лодки с веслами – самому надо грести, а есть такие, что повернул ключ и давай по волнам. Так что интересный?

– Интересный, – согласился Иван и почувствовал, как его голова, пройдя щекотливую волну расслабления, несется вниз, минуя все преграды, а также словесные пересуды, от которых тряслись руки.

– Так это как дважды два, – аргументировал вождь. – У нас как в хорошей семье. Нет, только не смейтесь, молодой человек. Женщин нет, не беда. Будут. Я о другом. Я руковожу, вот этот юркий, заводной – мой заместитель, старик – генератор идей, а младой – исполнитель. Когда-нибудь младой будет генератором, замом или руководителем, а может быть и нет. Все от него зависит. А ты образ ищешь. Надо что-то реальное искать. Например, вот он был банкиром, жил на приличные деньги, а жизни не знал, пока нас не повстречал. Получается, он всю жизнь искал нас. Он и в школу ходил, в институт, на курсы, в банке штаны протирал только для того, чтобы нас встретить. Вот.

Курица на вертеле подходила к завершающей стадии приготовления, точнее один ее бок обуглился, а второй был сыроват от недосмотра.

– А, птица горит, – закричал шеф-повар и стал бегать вокруг костра, словно совершал ритуал по умершей птице, но на самом деле искал то, чем можно было взять горячий шампур.

– Чтоб тебя, – досадливо произнес вождь, философ также недовольно пробубнил, а младой молчал, наверняка вспоминая сытные обеды в банковской столовой.

Толстый снял шампур с огня и, держа его выступающей складкой шаровар, надкусил самый большой кусок с выступающей корочкой.

– Куда, – крикнул вождь и пытался схватить его за что-нибудь – Вот сволочь.

– Так повар должен знать, готово ли блюдо, – аргументировал толстый. – Иначе вам достанется один уголь…

– Ты свои способности уже показал, – произнес вождь и принял из его рук шашлык, который по качеству можно было отнести к браку и раздавать на улицах затак.

Курица была рассортирована по пластиковым тарелкам, которые тоже, как в фокусе, оказались в рюкзаке.

– Держи, – протянул ему вождь здоровый кусок, и Иван принял из его рук это блюдо, не заметив, что команда с вниманием смотрит на молодого человека, принимающего добротный кусок, как должное.

Небо перешло в новую стадию, когда ночной конферансье объявил выход для силуэтов. Одни шли как на параде, под ручку, не спеша, казалось, не шли, а плыли, как будто их нес челн, другие сидели на скамейке, третьи торопились домой, размашисто рассекая воздух.

Четыре силуэта окружили очаг, и было в этом что-то библейское, когда пастухи разожгли костер и негромко беседовали о чем-то своем, поедая на костре нехитрую рыбью похлебку, а в тот момент родился спаситель.

– Немного сухая, – произнес вождь, отрывая один слой волокон за другим и проглатывая, не успевая разжевать.