Опустить его хотели, чуть живот не вспороли – тут Крюков, уже кое-что имевший к тому времени среди контингента, и вступился: мол, свобода, демократия, не обязан человек ни у кого под юбкой бегать. Ну и отдали его Волчкову, думали, прирежет и его. А нет. В отдельной хате-то они и нашли общий язык. Хоть Крюков у них и ведомый, однако много общего. Шестой год вместе досиживают, и так совпало, что выходить им почти одновременно. Крюкову – через месяц, а Волчкову за ним – через шесть. Пока все данные. Предположительно, сидит за тройное убийство с особой жестокостью. Среди жертв ребенок.
– Иди, Коновалов, работай.
– Товарищ майор, а зачем вам эти два персонажа?
– Всему свое время. Иди работай, Коновалов. Есть кое-какая разработка, потом.
– Есть!
– Слышь, Крюк, не маячь, присядь.
– Да чё, чё, не знаю, чё делать буду. Ну выйду, и чё? Ни бабла, ни хаты…
– Завали, сказал, присядь. Не ссы. Все будет. Волк своих не бросает. Я не забыл, как ты за меня тогда впрягся. Слушай меня внимательно: вот адресок кореша моего на Ваське. Отвязный, правда, но тебе не привыкать. Первое время у него перекантуешься. Вот малява, передашь от меня. У него бабла моего должно быть припрятано за дельце одно. Возьмешь денег, снимешь дом, адрес напишу отдельно.
– Зачем дом? Хату, может?
– Заткнись и слушай. Дом, сказал, под Питером, в лесу, недалеко от Лопухинского поселения, где глуши побольше да людей поменьше. Дом папаши моего, типа. Помнишь, я рассказывал? Но сразу говорю: не дом это, а заброшенное здание в глубине леса. Вот номерок риелтора. У него снимешь на год. Приведи там в порядок все. Найми бригаду. Здесь, на вот, телефон одного другана хорошего по ремонтам, трепаться не будет. Сделай там все по высшему разряду, с отдельными комнатами, туалетами там, а главное – забор метра два, чтоб ни одна душа. На вот еще телефончик двух ребят. Поставь на охрану с проживанием, з/п пониже сделай, сторгуйся, но с ними не корешись. Свои парни, но малость не того уровня. Дальше: подружка у меня есть, врач-психолог. Найдешь ее вот по этому адресу, дашь бабла, скажешь, что Волк сказал кабинет арендовать и деятельность открыть по ее профилю. Потом выйдет, объяснит, чё делать надо, а пока пусть спокойно работает. Да, и ее не тронь. Сам торчу. Слышь, и еще не дай бог чё упутаешь или деньгу прикарманишь – спрошу по тройному тарифу. Все по чекам принесешь. Сделай красиво все и без геморроя. На бухло там, баб себе выдели на первую неделю, пока у моего товарища на Ваське тусить будешь.
– Волк, спасибо, я никогда тебя… Да я тебе… Спасибо, брат! Все красиво будет, вот увидишь! Брат, да я за тебя…
– Все, хорош трепаться. Посмотрим, какой ты в деле умник. Два курса-то у тебя как-никак есть. Кстати, медицинского – это нам на руку. Потом выйду, поднимешь своих пару связей. Для дела надо. Заживем скоро. И смотри ментов на хвост себе не посади. Наверняка пасти будут.
– А чё, я ж свое…
– Да чё им ты? В курсах они, с кем ты в одной хате столько лет чалился. Есть у меня должок на воле, да не твоего ума. Короче: какая муха пикнет в воздухе, сразу к корешу и на дно. Пей, гуляй, баб води, вид засидевшегося уголовника создавай, который по воле соскучился и будет еще долго бухать, чтоб интерес у них пропал.
– Да я… Я и так…
– Ну это понятно. Короче, ты все усек, брат? Давай, удачи!
– Давай, брат. Все сделаю. Свидимся скоро.
– Это по-любому.
Васильевский остров. Как все красиво, как тепло и солнечно! Город полон туристов, душа поет и требует ярких впечатлений. Крюк вдыхал воздух полной грудью, боялся потерять это приятное ощущение свободы. Боялся и в то же время понимал, что нет больше выбора, что не сможет он, нищий уголовник, выбиться честным путем в люди. Куда ему с таким клеймом? Только грузчиком на рынок. С одной стороны, он не хотел больше видеть Волка, но вариантов и у него не было. Остались где-то в душе воспитание матери, воспоминания о нормальной жизни и об институте. Эх, если бы он только мог все вернуть назад, то потерпел бы, переболел, выкрутился. Поздно было уже назад поворачивать. Ведь знал Валера, что человек он нормальный. С трудом вспоминал тот аффект, когда убивал бедную женщину, ни в чем не повинного мужчину и своего хоть и сволочного, но отца. Тюрьма его закалила, накрепко влила свою идеологию, дала понять, что жизнь сложная, и чем сложнее ситуация, в которую ты попал, тем тяжелее выйти оттуда, из этой трясины, болота, где риск утонуть – больше пятидесяти процентов.
Читать дальше