Инесса Индиго - Ангел Маргариты

– Решено. Значит, госпитализируем. – удовлетворенно заключает светленькая медсестра помоложе, осмотрев меня с нескрываемым удивлением, – Какая худенькая, ни кардиограф, ни тонометр не держится! Потому и не разбилась, наверно

– Да нет же, – оспаривает вторая медсестра – зрелая сухая брюнетка с мужской стрижкой, обходя блондинку и с возмущённым изумлением глядя на меня лежащую на кровати, – Даже с научной точки зрения – это нонсенс! Физически невозможно, люди бьются насмерть со второго этажа! А тут девятый! Считаем вместе: девятый этаж, около тридцати метров, вес сорок-пятьдесят килограммов, значит ускорение и сила тяжести не позволила бы выжить. Остаться почти невредимой! Это точно падение из окна, свидетели были? Это чудо, ты понимаешь, что ты должна была умереть?!

– Видимо должна была… – с искренним сожалением говорю я, но продолжить, оправдаться за ненужную жизнь перед странной женщиной, послать к чертям или всерьёз решить формулу собственного падения, мне не позволяет отлаженная последовательность действий блондинки с более человечным подходом.

Через минут пять уже смотрю глазами, всё время наполняющимися слезами, в потолок не своей комнаты, а салона жёлтой Неотложки. Всё повторяю, как в бреду, что это мама. Мама меня спасла, но я не смогу без неё. Светловолосая медсестра с состраданием и профессиональным пристрастием оглядывает моё лицо и ставит мне первую капельницу. Может быть благодаря успокоительному или седативному, незаметно наступает отстранённое облегчение в сдавленном сердце. Но временное спокойствие от физраствора, как рукой снимает, когда бригада мимо разноцветной массы страдальцев и медработников решает везти меня в реанимацию.

Они отстраняют взволнованного отца, оставшегося с потерянным лицом за стеклянными замкнутыми дверями с моими вещами, резко обрывают мои протесты и уверения в собственной самостоятельности и берутся за моё тело. В реанимации по традиции полагается быть в чём мать родила – всё же второе рождение.

– Чего?! Бельё не собираюсь снимать! Я в сознании! – наотрез заявляю я, отпихнув медперсонал, что действует, как оперативная бригада. Все, не исключая уже новых врачей и медработников, хохочут.

– Так полагается по правилам, не стесняйся, мы же врачи. У тебя кататравма – сотрясение стопроцентное и нельзя пока вставать, а анализы потребуются сразу, перед операцией или госпитализацией. – чуть мягче с улыбкой начинает уговоры та человечная блондинка. Из чёрно-белой пары «плохой и хороший коп». Я слушаю, но снова натягиваю простыню, под которой осталось уже немногое. Ей деловито помогает изрядно побитый жизнью санитар с наколками и большим блатным крестом на цепи.

– Нет-нет-нет! Я не буду до гола раздеваться! Шоу тут устраивать… Нельзя иначе, тогда я пошла домой! Я могу!

– Она не в себе… – смеясь и переглядываясь, кивают многочисленные тётки в медицинских формах разных цветов, как мультперсонажи. У дам преобладают бирюзовые и розовые, мужики в синем и лишь один в бордо. Он-то и блестит озорными глазами через стекло соседнего помещения.

– Так, знаешь, что! Нашлась тут Шерон Стоун! Мы не пялиться на тебя собираемся, а спасать, – хрипит на меня брутал с большим крестом на синей форме, почему-то сменивший шконку на подработку в реанимации. Мой гневный стыд сменяется обидой, а бывший сиделец продолжает хамить под всеобщее одобрение женщин, – Не мы правила придумали, и не под тебя, тоже мне звезда! И не таких видали…

– … и не таких раздевали, понятно. Я пойду, я умею без помощи, верните одежду.

– Так, девочка, успокойся, – приобняв, вновь вмешивается светловолосая из Неотложки и возвращает меня на кушетку, – Здесь никто не собирается издеваться или позорить тебя, мы врачи, останутся только женщины. Этот санитар сейчас уйдёт, он только возит больных, и тебя будут осматривать квалифицированные врачи. Твой случай очень сложный, уникальный! Всё будет хорошо, понимаешь?

Кое-как сладили с моими принципами. Размягчающее нервы лекарство в крови сняли сопротивление. И бригада разноцветных черепашек-ниндзя продолжили свои поочерёдные манипуляции с эксклюзивной пациенткой. Медработники реанимации вели себя, как на стендапе: сплетничали, смеялись, называя меня «звездой дня» и «белкой-летягой».

Молоденькие и не очень сестрички суетились надо мной с анализами и прочим. Одна капельница сменяла другую, вопросы, подколы и восхищения, одни врачи вместо других. Они представлялись мне, лежащей на третьей каталке голой на брезенте под тонкой простынкой рядом с ещё двумя каталками с голышами, но я не запоминала, кто есть кто из этих святил районной Александровской больницы, «квалифицированность» которой я оценила год назад, когда вместо двух реальных переломов у меня нашли лишь один, якобы проткнувший лёгкое. После чего, просто отписавшись от сомнительной помощи и врачебной ответственности, терпя боль и нехватку воздуха, отправилась домой. В прошлом году я опасалась попасть сюда на отделение, как огня. Но сейчас, что-то не отпускало. Мне хотелось остаться в Александровской. А потом обязательно в другую жизнь, лишь бы не в тот дом. Дом смерти. Только не назад! Я ещё не знала, куда доставили маму утром, а сердце безошибочно определило навигацию.