Александр Снегирёв: Я намерен хорошо провести этот вечер

– Когда толпу стало мотать, когда сдавило и я ноги поджал, то увидел рядом старушку, – продолжил отец. – Нас прижало к дому, и она стала кричать, что задыхается. Не кричать даже, а кряхтеть… А я ничего сделать не могу, я сам задыхаюсь. А в до– ме прямо перед нами дверь. Сначала все подъезды были открыты, потом их уже изнутри заперли, чтобы народ по нужде не ходил. Старушка дернула было дверь, но куда ей. Когда в следующий момент откатило, я тоже дернул. А за дверью мужик какой-то, держит и не пускает. Тут на нас опять навалились, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Старушка едва голосит. И я подумал, что, может, и ладно, я же не всесилен. Но через секунды, едва я смог шевелиться, я снова схватился за ручку, каким-то неимоверным коротким усилием приоткрыл дверь и втолкнул туда едва живую старушку. И сразу эту дверь мною и захлопнуло. Так к ручке придавило, думал ребра сломает.

Наша с отцом длинная очередь хоть и медленно, но двигалась в сторону храма искусства, теперь мы стояли между двумя рядами железных ограждений.

– Потом меня отнесло к железной ограде, – продолжил отец. – Не к такой, как эти, а к решетке с острыми пиками высотой по грудь. Как меня к этой решетке прижало, как поволокло…

Отец усмехнулся и рассказал, что в тот день, когда объявили о смерти, всех отпустили с лекций, чтобы смогли проститься. Он с приятелями пошел, толпа их скоро закрутила, и его, одетого в отцовское кожаное пальто, прижало боком к черным остриям. Еще чуть-чуть и насадило бы. Но не судьба – даже не оцарапало, только тащило вдоль, и он смотрел, как с пальто одна за другой отлетают пуговицы.

Подростки-полицейские получили радио-импульс и пропустили очередную партию, в которую угодили и мы. Мы шли по коридору, образованному двумя рядами переносных ограждений, лишенных углов и каких бы то ни было острых деталей.

– К вечеру чекисты сформировали нормальную очередь по двое, по трое, отгородили грузовиками, и давка прекратилась, – сказал отец, когда мы дошли до следующего кордона и остановились. – Вдоль тротуара нагребли кучи потерянной обуви, и те, кто в толкотне остался без одного, а то и без двух ботинок, рылись в этих обувных курганчиках, подыскивая что-нибудь подходящее. Ночью грузовики включили фары. Над очередью поднимались клубы пара, и в этих клубах скакали странные искаженные тени.

– А с туалетом как? – спросил я.

– Мужики становились в кружок, женщины терпели. Чтобы не замерзнуть, мы с соседом толкались плечами. – Отец толкнул меня плечом. Не сильно, но от неожиданности я едва не упал. Всегда надо стоять устойчиво, никогда не знаешь, когда получишь удар.

Я легонько толкнул отца. Его плечо, даже через две наших плотных куртки, показалось очень худым, кожа да кости. Толкание и в самом деле согревало. Отец продолжил рассказ:

Когда стало светать, пробежал шепоток, что в некоторых грузовиках трупы. Какой-то пацан подтянулся, схватившись за зеленый борт ближайшего. Машин в те времена было мало, легковые все были черными, а грузовики военного цвета, зеленые. И только в пятьдесят восьмом году, к фестивалю молодежи и студентов, когда в Москву приехали тысячи иностранцев, некоторые грузовики покрасили в оранжевый. Короче говоря, пацан подтянулся и заглянул в кузов. И отпрыгнул, бегая быстрыми глазами, ставшими вдруг неприятно насытившимися.

Любопытство повлекло отца также неодолимо, как несколько часов назад его влекла толпа. Подойдя к грузовику, он схватился за дощатый борт и тоже подтянулся.

У Проспера Мериме есть новелла «Взятие редута» – ветеран наполеоновских войн вспоминает бой при деревне Шевардино. Сиплым голосом человека, имеющего несколько ранений, он говорит, как они подошли к укреплениям, взобрались на вал и увидели строй русских гренадеров, направивших на них ружья, и артиллеристов с зажженными фитилями. А в следующий миг грянул залп.

Прямо перед лицом отца раскинулись женские ноги в синих рейтузах. Кузов был полон телами.

Розовощекий полицейский в панцире бронежилета сдвинул последнюю заслонку, и поток страждущих, увлекая нас, хлынул к вратам храма искусства.

Внутри было сухо и тепло, нас ждал обыск на предмет колюще-режущих, огнестрельных, а также взрывчатых средств и многолюдность, свойственная дню бесплатных посещений. По лестницам и эскалаторам, по коридорам и балконам текли реки студентов и пенсионеров, детей и родителей, местных и гостей столицы. Мы устремились вниз, под пол, под землю, потому что именно там развернулась интересующая нас экспозиция.