Ариадна Борисова - Всегда возвращаются птицы

«Почему не надо? – взбрыкнула в Изе строптивая девушка. – Почему? Он хоть и не Андрей, но ведь не «дачный» Владислав… Ты вернула бел-горюч камень морю, никому ничего не должна и ничем не связана с Антанасом. Ты – ничья. Тебе с ним хорошо, вот и не корчи из себя недотрогу».

В крепких объятиях ей вправду было хорошо. Они поцеловались сначала неловко, будто примеряясь, потом куда-то канули. Может быть, в будущую память. В этой памяти была любовь и общее на двоих солнце, и был марш Мендельсона, и рождались их дети, потом дети детей, и наступил день, в который он и она умерли, потому что жили долго и счастливо… Но память о будущем, увы, не беспредельна в поцелуе, каким бы он ни был долгим, потому что не вечно дыхание и неустойчивы ноги, а позади ров. Позади море, оно смотрит мамиными глазами. Иза не без труда оттолкнула Антанаса, и светлое их будущее померкло. Редко сбываются пророчества первого поцелуя (по-настоящему первого для нее) с первым встречным. Это просто встреча губ, но не любви.

Иза шагала по тропе, сердясь на сердце, колотящееся слишком громко. В такт быстрых шагов четко вписывались посвященные ей стихи Андрея. Еще бы музыку песни знать. Отблески растерянного света метались в прорывах соснового коридора. Жаль, что Иза не попрощалась по-хорошему с маминым морем, занятая воровством чужого будущего. Не оглянулась.

– Ты обиделась? – пробормотал рядом Антанас.

– Нет. – Она отчужденно отметила его внезапное «ты». Как же быстр и незатейлив у мужчин этот обманчивый переход к укреплению близости, дарящий им, очевидно, надежды, что она продолжится.

– Мы больше не встретимся?

– Нет.

– И я тебя никогда не увижу?

– Нет.

– Скажи что-нибудь другое, – взмолился он.

– Слетело у юной весны поутру с руки обручальное солнце, – сказала она.

– Ты с кем-то обручена?..

– Май долго его на веселом ветру разыскивал в лужах на донце.

– Твои стихи? – спросил он, когда она дочитала.

– Не мои, одного друга.

– Не очень-то и удачные, – небрежно заметил Антанас.

– Пусть, они мне дороги.

– Ты его любишь, – ревниво предположил он.

– Нет…

Показался хмурый пролив, и только тут стало понятно – день на спаде. Они чуть не опоздали на последний рейс.

Волны плескались густо, как масло с мелко искрошенной глазуньей вечернего солнца, их монотонное движение было нестерпимо докучливым из-за медлительности парома. Но противоположный берег понемногу приближался и стал наконец желанной явью, облегчением скорого «прощай» всему здесь, начиная с Антанаса, и радостью свободы от выполненного обещания маме. Вообще, свободы соглашаться с чем-то, что тебе нравится, и отказываться от чего-то, если ты этого не хочешь.

Поздний вечер еще не догорел, а некоторые витрины на улицах зачем-то светились. В Прибалтике летом, как в Якутии, долго не темнеет. Красивые женщины в красивых одеждах за витринами словно ожили и вышли на полосу света в ожидании мужчин. А потом зажглись фонари, их огни отражались в реке – желто-карие кляксы цвета глаз дочери партизана из лешке бролес Юрате или Юрате-русалки.

У гостиницы Антанас сказал:

– Смотри, Вакарине, вечерняя звезда.

– Венера.

– Да. Богиня красоты и любви. Придет рассвет, и Вакарине переменится. Станет Аушрине – звездой зари. – Помедлив, он добавил: – Я жалею, что встретил тебя.

– Пройдет неделя, ты забудешь и перестанешь жалеть.

– Не забуду, – покачал он головой.

– У нас с тобой ничего не было. Меня у тебя не было. Пока, Антанас.

– Ики [34], Изольда.

Не оборачиваясь, он исчез за углом.

Администраторша разговаривала по телефону и, сняв ключ с гвоздя, облила Изу мимолетным брезгливым недоумением. Зеркало шкафа в номере явило причину красноречивого взгляда: в растрепанных волосах запутались хвоинки, измятая одежда покрылась белесыми разводами и пятнами – хороша же блудница… Да ладно! Приняв душ, Иза собралась было постирать испорченную юбку, постояла и выбросила вместе с блузкой в урну. Пусть ничего не напоминает ей об Антанасе. Она постарается не вспоминать его, не будет отчитывать взбалмошную подстрекательницу, проснувшуюся в ней сегодня. И перебирать в мыслях события дня не будет, хотя в кафе, а может, раньше, начала предчувствовать и ждать то, что случилось у нее с балтийцем (и даже чего не случилось).

Достала из чемодана тонкое шерстяное платье с белым воротничком, в котором ходила на лекции, в энный раз полюбовалась подарками Наталье Фридриховне и тете Матрене. Купила давно, когда еще верила, что отправится к Ксюше в Забайкалье, а теперь сама привезет им эти симпатичные мелочи – копеечницы на пружинках, сувениры, купленные в киоске у Кремля, капроновые югославские косынки и праздничные кримпленовые костюмы. Битых два часа маялась из-за них в очереди, от скуки съела три эскимо. Вкусное мороженое в ЦУМе, с кремовой розочкой поверх горки…