Анна Матвеева - Лолотта и другие парижские истории

Александра до последнего момента надеялась, что сестра передумает – ведь она-то была на её дебильной свадьбе с белыми голубями и лимузином! Хотя бы из чувства справедливости можно было приехать?

– Она приболела, Сашенька, – соврал Павел Петрович, мучительно жалея старшую – в ней будто свет погас, а ведь только что сияла как праздничный торт, и даже не выглядела на свой возраст!

Будущий зять что-то залопотал не по-нашему, и Александра спохватилась:

– Конечно! Папа, это Николя. Николя, сэ мон папа. Знакомьтесь!

Романов, конечно, знал, что дочкин жених по-русски ни бум-бум, но только сейчас до него дошло, что это означает на самом деле. Ни поговорить толком, ни выпить…

Вот и Валерка, младший зять, тоже был тот ещё пивун – директор каждый раз цыкал языком, когда зять, как женщина, прикрывал рюмку ладошкой. Романов-то – из старой гвардии: при виде бутылки с водкой в обморок не падал. И с народом говорил на одном языке. Встречи с рабочими, совещания, визит начальства, иностранные делегации – директор всюду держал марку. Знал, где пошутить, где тост сказать, а где – прикрикнуть и матюгнуться. Люди его уважали, не то, что теперь. Хоть бы кто с завода позвонил Романову в последний год – ни одна собака не почесалась. А у него на душе саднило от привычного беспокойства – как производственный процесс, есть ли заказы?

Водитель Иван Никодимович, возивший директора на бежевой «волге» без малого двадцать пять лет, тоже ушёл на пенсию. У него было прозвище «Никотиныч» – курил он, действительно, много. А если не курил – спал. Не раз Романов заставал такую картину – выходит он, положим, из мэрии или из Белого дома, а Никотиныч храпит так, что через закрытые окна слышно. Даже кроткая Антонина Фёдоровна однажды возмутилась – почему Романов его не уволит? Но ведь уволить человека, с которым проработал столько лет – это как развестись с женой после серебряной свадьбы. Романов привык к Никотинычу, тоже по-своему сросся с ним – и не мог представить себе рабочий день, который начнётся без него. К тому же, у Никотиныча были свои плюсы – он водил машину по городу аккуратно и быстро, знал все дворы и проулки, а ещё обладал чувством юмора и врожденной наблюдательностью. Некоторые его наблюдения Романова искренне удивляли. Вот как-то раз стояли они с ним в «пробке» на Большакова – аккурат рядом с домиком Бажова. Никотиныч хитро покосился на директора, и вдруг говорит:

– Его ведь, как вас, звали, Павел Петрович.

– Кого? – не понял Романов.

– Да Бажова! А фамилия у вас – царская. Романов! Получается, именем-отчеством вы сказочник, а по фамилии – царь.

– Чушь не пори, Никотиныч! – рассердился директор. – Брякнешь где такое, сам должен понимать, что начнётся. Какой я тебе царь? Рабочая кость!

А у самого в груди что-то прямо теплом каким-то наливалось от удовольствия. Никотиныч это тепло тут же словил, и, довольный, умолк. Через полчаса уже крепко спал на стоянке у проходной, и снег рядом с машиной весь был усыпан окурками.

Эх, сейчас бы сюда Никотиныча! Мигом домчал бы Романова до нужного дома – но Александра и Николя вместо такси повезли отца в электричке. В вагоне пахло мочой, рядом сидела индийская, видимо, семья. Мать в платке спросила что-то у Александры, и дочь так быстро и ловко защебетала по-французски, что Романов приосанился. Он гордился старшей дочкой – она и университет в Париже окончила, и ещё на каких-то курсах переводчиков училась, куда брали только тех, кто проживёт во Франции не меньше семи лет. Кроме того, Александра очень походила на свою маму в молодости – и Романов, глядя на неё, иногда не понимал, что Антонина Фёдоровна здесь делает, и почему она такая молодая, если он – старый.

Добирались долго, почти час, со многими остановками. Коля (так Романов звал про себя Николя) вежливо улыбался, придерживая ногой чемоданчик, который ехал в проходе. Когда вышли на нужной станции, индийская семья пошла за ними следом – и Александра показала им, где ждать поезда в Диснейленд.

– А нам ещё в метро, папа, – объяснила дочь.

В Париже Романову до сей поры бывать не приходилось – когда работал, не имел времени, а когда начались насильственные выезды с Люсей, то выбирали они, в основном, Италию и Швейцарию. Сейчас, когда вышли из метро (станция, как сказала дочь, называется «Крым»), он с интересом глазел по сторонам – но не увидел ни Эйфелевой башни, ни старинных церквей.

– Ты что, пап! – засмеялась Александра. – До башни отсюда очень далеко. Ничего, мы тебя послезавтра специально свозим.