Александра Маринина: Обратная сила. Том 1. 1842–1919

Впервые за вечер Ольга рассмеялась, ее глаза даже заблестели.

– Ну какой же ты престарелый? Тебе всего сорок семь, для мужчин это молодость. Женщина в таком возрасте уже ни на что рассчитывать не может, а для мужчины еще все впереди. Прости, отец, я бы посидела с тобой подольше, но валюсь с ног. Пойду спать. Завтра с утра снова на дежурство.

Ольга ушла к себе, а Александр Игнатьевич вернулся в кабинет. Скоро, уже совсем скоро он приступит к новой деятельности! Жаль только, что в составе кабинета научно-судебной экспертизы не предусмотрены отделы, которые изучали бы и совершенствовали тактику расследования. Вот чем он, Раевский, занялся бы с огромным интересом! К сожалению, тактике уделяется пока еще недостаточно внимания. Старший юрисконсульт Министерства юстиции, профессор Трегубов, издал года полтора назад книгу «Основы уголовной техники», но в ней о тактике сказано явно недостаточно: затронуты только вопросы производства обысков и описаны способы тайных сношений преступников, все остальное посвящено технике обнаружения, изъятия, закрепления и исследования следов. Вся книга построена на основе лекций Рейсса, того самого Рейсса, к которому Раевский несколько раз ездил в Лозанну. В Лозанну, где он встретил Лорену Вебер. Теперь эта книга станет настольной у Александра Игнатьевича.

Хорошо, что он не дал себя уговорить и не уехал вместе с женой и детьми. Еще вчера, в день их отъезда, он не знал, какой ответ получит от руководства судебной палаты, и даже надеяться на положительное решение перестал, потому что прошение его было направлено очень давно, но решение все не принималось. И вот сегодня, стоило ему проводить семью, пришел ответ.

Как порой интересно и непредсказуемо складывается жизнь…

– Графьев нонеча нету, так что твоему честному слову никто верить не обязан. – Допрашивавший Александра Игнатьевича молодой парень деревенского вида, в кожаной тужурке, глумливо хмыкнул. – А то взяли привычку, понимаешь, чуть что – слово дворянина давать, и все верить должны. Не те времена нонеча! Нонеча главное – революционная сознательность, а у тебя, контра недобитая, ее быть не может. Давай все сначала: кто тебе приказал сделать заключение, что перехваченное нами письмо написано не контрреволюционером Казариным?

Раевский вздохнул. Это парнишка-чекист допрашивал его уже вторую неделю. Дело с места не сдвигалось. Наоборот, с каждым произнесенным Александром Игнатьевичем словом все становилось только хуже.

– Мне никто ничего не приказывал. Ко мне для проведения экспертизы поступили два документа, один исполнен неким Казариным, другой – неустановленным лицом. Передо мной был поставлен вопрос о том, одним ли человеком выполнены оба документа или же автор у них разный. Я сделал заключение согласно многолетним научным разработкам и опираясь на собственный опыт. Неустановленный автор не является тем человеком, который исполнил письмо, подписанное «Ю. Казарин». Больше мне добавить нечего.

– А ведь врешь, контра, как есть врешь! – злорадно заметил чекист. – Ты же сам говорил, что Казарина давно знаешь, а теперь, вишь, он у тебя «некий», будто ты про него и не слыхал никогда.

– Я вам повторяю еще раз: много лет назад я знал присяжного поверенного Юлиана Казарина, он приходил в наш дом еще с тех времен, когда был студентом. Казарин учился на юридическом факультете Московского университета, и мой двоюродный дед был его профессором. После девятисотого года наши пути разошлись, мы почти не встречались, за последние десять лет не виделись ни разу. И я понятия не имею, кто такой тот Казарин, чье письмо мне принесли для сравнительного исследования, тот ли самый, кого я знал когда-то, или совершенно другой, однофамилец. Это понятно? Или мне еще проще вам объяснить?

– Ты как разговариваешь с представителем советской власти?!

– Позволю себе заметить, что я тоже представитель советской власти, – невозмутимо ответил Александр Игнатьевич. – Я же служу ей, являясь помощником начальника кабинета судебной экспертизы.

Его спокойствие было следствием невероятной усталости и отчетливого понимания того, что благополучно эта ситуация не разрешится. Его расстреляют. Изобразят в ревтрибунале видимость разбирательства минут на пять и расстреляют. Это абсолютно очевидно, так происходило с множеством людей, в том числе и совершенно невинных. Ревтрибуналы выносили смертные приговоры пачками, убивая и стариков, и детей, что уж говорить о специалистах, решивших служить новой власти: почти у всех есть родственники и друзья за границей, и обвинить их в шпионаже и контрреволюционной деятельности ни малейшего труда не составляет. Почему он, Александр Раевский, должен стать исключением? Он добровольно остался на родине, отказавшись эмигрировать вместе со всей семьей, он хотел, чтобы его знания и опыт приносили пользу людям, даже если власть ему не нравилась. Власть властью, но жертвами преступлений становятся ведь обычные люди, а вовсе не власть. И этих обычных людей надо защищать от бандитов, хулиганов, воров и мародеров. Родина – это не только режим, это еще и граждане, говорящие с тобой на одном языке и живущие на одной земле с тобой.