Наталия Смирнова - Семейная сага. Сборник. Книга II

– Так 100 раз рассказывал. – старик небрежно закачал головой. – И на этом свете вам прописка покоя не даёт! Я 20 лет на сахарном заводе работал до колхоза, и, чтобы мне пенсию оформить заводскую, бабка твоя мне прописку и сделала. А 29 июня я должен был выписаться, да война 22 началась. Так и осталась отметка с вашим адресом.

– Дед Мить, а скучаешь по своему дому? – тихонько спросила Ниночка, заранее зная ответ.

– Скучаю. И по печи скучаю, и завалинке, на которой ещё мой дед сидел. И по Марфе своей…

– Вот и сидел бы сейчас на завалинке, а не в нашей квартире на сквозняке под форточкой. – Володя улыбался, чувствуя себя хозяином положения. Про Марфу слушать он не хотел.

– И сидел бы! Можно подумать смотреть мне на вас приятно. Сколько людей на войне сгинули, сколько на земле неупокоенных – одному Богу ведомо. Мы хоть защищали народ.

Дед Митя пытался пристыдить Аню и Володю:

– А потом люди с ума сошли – чтить семью перестали, детей бросать – последнее дело. Своих убивать стали ради наживы. Вы и на этом свете все чего-то боитесь, за мальца боитесь понести. Ни при жизни ничего достойного не сделали, ни после смерти. Ждёте только, чтобы дверь ваша открылась, в рай хотите! А пальцем для этого не пошевелили!

– А если снаряды взорвутся? Что будет с нами? – вдруг Нина задала вопрос, которого все боялись.

Жильцы переглянулись.

– Когда-нибудь узнаем. Главное, чтобы пока дом стоял, ветхий совсем. Снесут дом – ничья дверь не отроется. Так и останемся здесь, между живыми и мертвыми. А пока шанс есть. – на правах старшего старик успокоил жильцов.

Родственники понимали за что дед их клеймит, но согласится было унизительно.

– Ну хоть умер ты в хорошую погоду, – Анна с усмешкой продемонстрировала обувь. – А то дымил бы под этим окошком в одной галоше.

– Дед Митя, так кто тебя проклял? Все ж погибли. – Володя не унимался.

– Ребята наши на высотке к тому моменту уже 2 дня отстреливались. Ни снарядов, ни патронов не осталось у них. Да и живых осталось несколько человек. Пошёл я к комдиву и вызвался ящик снарядов им оттащить. Погибну – так меня не жалко, старый уже. Я хоть и без ноги, но выносливый. Зной только спал, ветерок лёгкий – ни комары, ни слепни не кусают. А чтоб вы понимали, мой груз был важнее меня. Он мог спасти много ребят. А если и не спасти, то немцев перебить хоть сколько-то. – дед вытер слезу и продолжил. – Я уже почти добрался до блиндажа, когда враг заметил меня и начал прицельно огонь вести. Первая пуля насквозь через левое плечо прошла, я от страха даже не почувствовал. В любом случае помер бы я тогда, и лучше бы уж в поле.

На кухне стояла тишина, перебиваемая почти беззвучным рыданием дедушки.

Нина обняла старика и погладила дырочку на гимнастёрке, ту самую, от ранения.

– А дальше? – девочка рассматривала гимнастёрку солдата.

Дед Митя откашлялся и продолжил:

– А когда я сволок ящик в блиндаж, ровно в него и попал вражеский снаряд. Я собой его накрыть не успел. Взрыв такой был, что всех ребят положило… Своим же огнём..

Пехотинец выровнялся, вспомнив об осанке:

– А проклясть кто угодно мог. И Комдив, и ребятки, которые тогда ещё живые были и все это видели. И немцы могли.

В сотый раз прослушав эту историю, Анна напомнила:

– Хорошо хоть Толика хватило ума сюда не прописывать, а то не поместились ты на кухн А ведь Кирилл тоже прописан здесь. После смерти будет с нами делить эту кухню.

Об этом молчал каждый житель квартиры.

– Да вот тут ещё место есть. – дед махнул рукой в дверной проем. – Боком повернётся, когда Ниночка будет играть.

Девочка виновато посмотрела на своих родственников. Кажется, Владимир приходился ей племянником. В силу возраста она не разбиралась в родственных связях.

Что поделать, если сбила её машина в день, когда она шла в музыкальную школу со скрипкой в руках.

– Ну хорошо хоть, не с контрабасом. – всегда шутил Володя.

Дед Митя прикурил очередную папиросу и пошёл на балкон. К снарядам.

Володя не смотрел в глаза дочери. Ее курносый профиль и ямочка на подбородке точь-в-точь повторяли его собственные.

Все время после смерти он наблюдал как его дочь растёт и совершает ошибки. Но совершает сама! Кроме внешности общего у них не было. Она была дерзкой, хваткой и сильной.

Вдохнув остатки папиросного дыма, Володя выпалил:

– Бабка твоя смыслом жизни считала удачно меня женить. И женила! Быть зятем такого чиновника все мечтали. До мурашек помню как она стучала ногтем по бутылочке корвалола, приговаривая, что вот сейчас помрёт. Лишь бы я не перечил. Говорила: «Попомни мои слова, пройдёт время и будешь все это вспоминать». И вот! Я и вспоминаю! А корвалол меня не спас, зачем его мать пила?