Борис Титов - Вихри сансары

Колесо сансары вращалось в вечном движении жизни…

ПРОЛОГ

Поезд Ленинград – Хельсинки готовился к отправлению. Проводники проходили по вагонам и монотонно повторяли:

– Поезд отправляется, провожающих прошу освободить вагон.

Вера Владимировна нервно теребила в руках зачитанную книгу «Колесо сансары», с которой она не расставалась с самой юности.

«Центральной идеей индуизма является положение о вечном круговороте бытия – сансара . – Прочитала она на случайно открытой странице. – На этом строится учение о перевоплощении душ. Человек умирает, но его душа обретает новое тело. Так продолжается до тех пор, пока эта личная душа – Атман – не сольется с вселенским Абсолютом – Брахманом».

– Я все-таки выйду напоследок, вдруг она придет, – нерешительно произнесла Вера Владимировна, обращаясь к сухощавому восьмидесятипятилетнему старику, сидевшему напротив в сильно поношенном костюме с таким важным и торжественным видом, как будто на нем был генеральский мундир.

– Она не придет, – хорошо поставленным голосом военного человека отозвался старик. – Лучше бы не пришла, – с досадой добавил он.

Бывший граф, бывший министр Императорского Двора Российской империи, бывший член Государственного совета, бывший генерал от кавалерии Владимир Борисович Фредерикс, получив, наконец, разрешение советского правительства, отъезжал в Финляндию со своей дочерью – вдовой офицера русской армии, героически погибшего за царя и отечество в боях под Барановичами и матерью – страшно подумать! – революционерки с баронской родословной.

Вера Владимировна вышла на перрон, снова и снова вглядываясь в серую невыразительную толпу чуждых ей людей в поисках дочери. Она прижимала к груди, словно страшась, что отнимут, разрешение на выезд Надежды – бесценный документ, добытый с неимоверным трудом.

***

Когда в России наступила смута, ее Наденька, шестнадцатилетняя смолянка, ровесница бурно наступающего двадцатого века, увлеклась демократическими идеями, стала посещать какие-то кружки, где политика непостижимым образом перемешивалась с искусством и вседозволенностью, и начисто выскользнула из-под влияния семьи.

Впрочем, семьи-то уже и не было. Всесильный отец был в Ставке с государем, а она, Вера, оплакивавшая смерть горячо любимого мужа, была в полной прострации.

Надежда тем временем проявляла все большую политическую активность и каким-то образом оказалась в техническом секретариате Временного правительства.

Когда это самое правительство арестовало ее деда, а революционно настроенная толпа разграбила и сожгла их особняк, Надя, к счастью матери, разочаровалась в справедливости бурных событий и вернулась домой, вернее, не домой, а в дворницкую, куда переселилась Вера Владимировна, в то время как их дворник по-барски расположился в уцелевших от пожара комнатах особняка.

Но неуемная энергия и тяга к приключениям привели Надежду к большевикам, пришедшим к власти как снег на голову. На одном из митингов она познакомилась с матросом, который в это смутное время неожиданно для самого себя был назначен ревсоветом командиром военного корабля. Эта, как ей казалось, героическая судьба, заслуживала восхищения и поклонения. Так Степан, малограмотный парень с рабочей окраины Петрограда, стал ее кумиром и гражданским мужем.

***

Из толпы отделилась девушка и бросилась к Вере Владимировне.

– Милая моя девочка, ты успела, счастье-то какое! Вот разрешение на выезд, идем в вагон.

Она повела дочь в тамбур, однако путь им преградил матрос.

Словно краб, неожиданно вылезший из норы, нарочито качающейся походкой проковылял он к Наде, решительно взял ее похожими на клешни руками под локоть, выразительно сплюнул и произнес:

– Минуточку, гражданка! Никуда она не поедет: наше место в Советской России.

Только теперь Вера Владимировна заметила, что ее Наденька беременна, и по тому, как прижалась ее девочка к этому страшному человеку, она поняла, что это тот самый злодей, который отнял у нее единственную дочь.

– Я не поеду с вами, я пришла, чтобы сказать вам об этом, и это мое окончательное решение, – выпалила Надя заученные слова, словно рапортуя на митинге, которые новая власть устраивала по каждому поводу, преследуя единственную цель – дать самовыразиться каждому плебею, дабы тот почувствовал себя хозяином жизни.

Понимая, что все кончено и она навсегда теряет дочь, Вера Владимировна, задыхаясь от слез, в отчаянии почти прокричала: