Анна Музафарова - Йога для истинной женщины

Вместо мужчин, по определению считавших ее своей собственностью, ее внезапно окружали мужчины, стремившиеся всеми силами заслужить ее внимание и одобрение – добиться того самого приглашения. Приглашения, к слову сказать, Тамара раздавала, не стесняясь, когда очередной претендент казался ей интересным. Но тут вскоре вскрылась новая проблема. Ни один из них не хотел ее отпускать. Впервые в жизни ей закатывали сцены ревности – и не только в отношении мужчин, к которым она проявляла хоть малейшее внимание. Ее любовники не хотели ее делить ни с работой, ни даже с тем временем, которое она посвящала уединению и йоге.

– Зачем тебе растягиваться, ты и так красивая? – недоумевал Саша, когда Тамара, не дожидаясь утра, попросила его уехать. – Я думал, завтраком меня накормишь.

Тамара вздернула бровь.

– Я не кухарка.

Он обнял ее за талию, провел губами по шее.

– Ну, выйдем куда-нибудь, я ж не о том…

Она поцеловала его долго, дразняще-грязно, как будто не было предыдущих пяти часов, проведенных вместе – пяти очень, очень интересных часов, от которых завтра будет приятно ломить все тело, и отстранилась решительно, как будто переключив режим.

– Утра только мои, – сказала она, глядя в замутненные желанием глаза. – Тебе пора.

Такие лица бывают у людей, внезапно трезвеющих в разгар шумной деревенской свадьбы – изумление, смешанное с неверием, потом шокированное осознание, что все сказанное – правда. Тамара ждала реакции спокойно. Если человек не мог этого принять, их встреча была последней, хоть он и не знал об этом. Если же мог, все получалось очень приятно для них обоих. По крайней мере, до тех пор пока он не начинал заводить разговоры про «Пора съезжаться». После этого расставание было окончательным, без оправданий и объяснений.

Вместо репутации доступной женщины за ней вскоре закрепился бренд холодной стервы, этакой женщины-дракона, которая пожует и без колебаний выплюнет. Но почему-то эта репутация никак не сокращала количество желающих попасться к ней в лапы.

Утра были ее, и она не могла и не хотела это объяснять. Она защищала их с той же яростью, с которой медведица защищает своих детей. Только утром, расстелив коврик, она была собой, настоящей. Только здесь не было зрителей, чье внимание всегда оценивало, всегда преследовало какую-то цель. Только здесь она отчетливо слышала биение собственного сердца в те минуты, когда хватало смелости прислушаться.

Ей нравилось вытягиваться и нравилось подолгу удерживать позы силы, особенно все позы воина. Балансы давались ей легко, и постепенно она начала осваивать сложные балансы на руках с переменой позиций. Время на коврике было время игры, приключений и экспериментов, и она смеялась, теряя равновесие в «Вашистасане» или заставляя танцевать «Позу орла».

Только прогибы, глубокие наклоны назад давались ей с трудом. Тамара их не любила, они служили постоянным напоминанием о том, что в жизни существуют ограничения. Это было ужасно обидно и непонятно. После всей огромной работы над собой, которую она проделала и продолжала делать, после того как мир заработал по ее правилам – как? Как могло подводить собственное тело – первое, над чем она получила контроль?

– Я не вижу какой-то физической проблемы, – сказала ей преподаватель в студии, когда Тамара решила проконсультироваться у нее после класса. – Плечи у вас не зажаты, по крайней мере не сильно. Давайте посмотрим.

Инструктор попросила ее выполнить несколько асан, то фиксируя ее руку, то отпуская, провела по всем вариациям поз «Кобры» и «Сфинкса», пока Тамаре не стало казаться, что спина у нее перманентно выгнута, а плечи забыли, где суставы.

– Зажим? – спросила она, усевшись с облегчением, когда инструктор наконец разрешила.

– Да. Сильный мышечный зажим. На самом деле это хорошие новости, потому что с мышечными зажимами можно работать. Природной гибкости у вас, я по классам вижу, много. Суставы раскрыты и хорошо проворачиваются – широкий диапазон движений у тела. Серьезные мышечные зажимы появляются, когда мы либо постоянно сидим или много стоим неправильно, или почему-то неосознанно напрягаем какую-то зону. – Инструктор задумалась. – У меня была ученица, которая живот всегда держала в напряжении, никак не могла расслабить, даже в шавасане. Не специально, а подсознательно. Сражались мы с ней с этим животом, сражались, а потом поговорили как-то, выяснилось, что она росла в неблагополучной семье. Отец пил и оплеуху мог запросто отвесить, и она привыкла с детства сжиматься. Живот ведь самая уязвимая зона, здесь нет ребер, нет защиты. Вот она и сжимала мышцы пресса и так привыкла, что годы спустя расслабить не могла.