Денис Докучаев - Проблемы смерти

Бес вновь лишь развел руками.

– Ну не надо ругаться, – Ангел заерзал на стуле, – Просто это, – он завертел рукой в воздухе, – Навеяно ситуацией.

– Это у вас ситуация, – напомнил главный регулятор.

– У нас, у нас, – вступил в разговор чертяка, указав на себя и своего напарника – У нас всё же, – он обвел руками всю комнату, – В одной структуре, по сути, трудимся. Да и ты прекрасно знаешь, что это предложение исходит не от нас двоих.

– Прекрасно знаю, – не поддался на запугивание начальник станции распределения, – Вот с ними и буду говорить по данному вопросу. У вас что? Есть претензии по распределению, были ошибки, побеги, какие-то нарушения протокола?

Ангел цокнул языком, но продолжил сидеть на стуле, Бес удалился к окну.

– Ну, я так и думал.

Ещё немного посидев, Ангел высказал свой последний аргумент.

– Ты знаешь, что скоро здесь очереди встанут, равновесие к чертям полетит. Людей всё больше, а у тебя пополнение последний раз десять лет назад было, да и то. Мой тебе совет, готовься к кастингу уже сейчас. А разговор – разговор состоится.

– Ты видишь здесь заторы?

– Я вижу, – откликнулся наблюдатель у окна.

– Из двух душ.

– А если кто из них рванет? – Бес обернулся.

– Три секунды на снятие с косы, шесть секунд на решение, душа приходит в себя в среднем минуту.

– В среднем! – ухватился небесный оппонент, – а если на извлечении заминки были, как сегодня, например?

– А я здесь для чего?! Для того и сижу.

– Будет хуже, – не согласился рогатый.

– Лучше сбежавшая душа, чем обезумевшая смерть, – широкие полы капюшона качнулись в сторону косы.

– Кому как, – пожал плечами тот что у окна.

– Не хочешь устраивать кастинг, понимаю, больше работников больше ответственности, – Ангел наклонился через стол, – Ну сними пару балахонов с архива, пусть делом займутся.

– Так! – Смерть хлопнула по столу полом рукава, – Сюда свои перья вообще не суй! Разговор окончен.

– Сомневаюсь, – Ангел задвинул стул.

Бес стоял у окна, Ангел заглянул в левую комнату отдыха, хотя она ни чем не отличалась от правой, Смерть сидела в своем кресле и контролировала процесс поступления душ. Они не поругались, но и друзьями никогда не были, хотя обязаны друг другу были все трое…

Помимо уже описанных экземпляров интерьера, проходов и огромных окон, в комнате директора была ещё одна, ранее не упоминавшаяся дверь. Расположена она была ровно за спинкой хозяйского кресла, ну и вела, конечно, в архив.

Порталы то и дело выпускали и забирали темные силуэты балахонщков, их косы доставляли полуобморочные души, что так и не увидели тот мир, в котором провели всю свою жизнь. Наездники деревянных стульев, что стояли пред порталов, вспыхивали разными цветами и опускали ладони на кнопки. Круги выпускали алкающие придатки великих миров. А в комнатах отдыха сменялись наблюдатели у перископов, и судьбы в этих перископах тоже сменялись мановением безликого наблюдателя – они любовались тем, что было скрыто от хозяина этих кадров. Хотя теперь-то от хозяина ни чего не было скрыто. Хозяин видел всё, да ещё и всё это контролировал, сидя в своём кресле, в своём кабинете, а за спиной у него была небольшая, невзрачная дверка, что уже уйму времени не давала ни кому покоя.

Не особо стесняясь, но отмечая взгляды двух контролёров, темная фигура смерти, встала со своего трона и направилась к той самой вожделенной двери. Коса, что была всегда при нём, а точнее её изящный лучок органично погрузился в подобие дверного замка. Синее пламя, пробежавшее по кромке лезвия, отворило вход в архив.

В каждой из трех, открывшихся взору, серых, обшарпанных стен комнаты, зияло по проходу. Переходы, между такими же, отличавшимися лишь размерами комнатами, представляли собой отсутствующие бетонные блоки в определённых частях стены. В каждой комнате потолок заменяло собой колесо, где одно, а где и все десять, разных размеров, но одинакового назначения. Если попытаться заглянуть за них, то из каждой комнаты будет угадываться очертание чего – то похожего, но совершенно не полного. Все эти маховики библиотеки, оказывались частью одного большого колеса. Маленькие подвижные шестерёнки, одного большого неподвижного колеса. Это и был хваленый архив. На каждом колесе закрепленные косы, а на каждой косе книга, точнее живая книга – душа. Коса могла вместить в себя множество судеб, но не все. С течением жизни, а точнее смерти, одни воспоминания накладывались на прошлые, заменяли собой предшествующий опыт, знания терялись. Но тут, в этих комнатах, находились совершенно особенные косы. На них было записано по одному живому воспоминанию. Когда какая-нибудь смерть ловила, значимую, интересную душу, директор изымал косу и ту самую душу что была на ней, из всеобщего баланса. Память косы полностью стиралась, и сама она помещалась в архив, вместе с навечно пленённой душой. Узником душа становилась не за счёт “крюка”, на который была насажена, а за счёт оков, что были на всех книгах архива. Они подавляли процессы пробуждения души, и она находилась всегда в полу сонном, обморочном мареве. Так было раньше.