Владимир Качан - На костылях любви

Обогнул дом и вбежал во двор, где был второй вход в продовольственный магазин и где работали грузчики. Возле служебного входа никого не было, а на пустых ящиках из-под бутылок лежал брошенный кем-то старый синий рабочий халат, а на нем – берет. Не раздумывая, Гена подхватил на бегу эту спасительную, как ему казалось, камуфляжную форму и побежал дальше, в подъезд, как он знал, выходивший на другую улицу. Не теряя темпа, в подъезде Гена напялил на себя сверху синий халат и натянул берет пониже. При выходе крайне осторожно выглянул налево, потом направо, быстро пересек улицу и побежал по переулку.

Гена подумал, что первая фаза побега ему удалась, что удалось, по крайней мере, если не отменить, то отсрочить неминуемую расправу, и теперь необходимо решить, куда бежать дальше, надо ведь не бесцельно бежать куда-то, а так, чтобы не нашли. Боковым зрением он уловил, что шагах в двадцати из-за дома появилась какая-то фигура, и бросился в сторону, в соседний двор. Сердце провалилось куда-то в живот, и Гена беспорядочно заметался между домами. Ни в голове его, ни в душе больше не было ничего, кроме предсмертного заячьего крика. Он испытывал только чисто биологическое ощущение преследуемой дичи, когда на карте – жизнь и спасти могут только ноги. Через полминуты судорожных и нелепых рывков из стороны в сторону к нему вернулось человеческое, и он вспомнил, что очертания той, возникшей сбоку, фигуры ничего общего с Валей не имели, и осознал к тому же, что его никто не преследует. Гена бессильно опустился на корточки у стены и попытался привести мысли в порядок и определить, куда двигаться дальше.

Неярко светило ласковое осеннее солнце; было бабье лето, последняя перед зимой мудрая улыбка природы, предназначавшаяся кому угодно, только не Гене, со своей панической суетой в душе никак не вписывавшемуся в теплый и свежий покой двора. Надо было бежать, но куда? Куда бы он ни пошел, там может оказаться Валя, предугадать, вычислить его будущее движение. Надо было поступить парадоксально, побежать в совсем неожиданное место, какое Вале и в голову не могло бы прийти. Ясно, что сейчас надо сесть на любой первый попавшийся троллейбус, автобус и выехать из этого района, а там будет видно. Может, добраться до вокзала, аэропорта, но нет! – с собой ведь нет денег, да и там вполне может ждать Валя или кто-то из его знакомых. Лучше предположить, что на него уже началась облава.

Тщательно осмотревшись, Гена двинулся через двор к переулку, ведущему к троллейбусной остановке, пробежал переулком метров тридцать и, оказавшись у остановки, юркнул в ближайший подъезд. Он собирался выскочить в последний момент, перед самым отходом троллейбуса, а до этого следить, кто стоит на остановке и кто подходит. Троллейбуса долго, как казалось Гене, не было, и он впервые в жизни пожалел, что не курит.

Когда троллейбус подошел и принял в себя последнего пассажира, Гена рванул из подъезда и вскочил в среднюю дверь. Цепко выхватывая из скопления пассажиров отдельные лица, он стал рыться в карманах в поисках денег за проезд, но вдруг ему пришло в голову, что не надо платить: если водитель потребует, Гена затеет скандал и попадет в милицию, а там отсидится несколько часов, а если повезет, его посадят на сколько-то суток за хулиганство… Водитель не обращался, пассажиры тоже, некому было нахамить вот уже несколько остановок. Он чувствовал нарастающее беспокойство: случайность, один шанс из тысячи, но все же Валя или кто-то из его друзей мог войти и увидеть его. Он чувствовал себя опасно запертым в замкнутом пространстве, снова ощутил физическую потребность куда-то бежать. Гене стало казаться, что его вот-вот схватят, и он еле сдерживался, чтобы не закричать и не броситься к выходу, расталкивая всех. Опираясь на ускользающие остатки здравого смысла, почти спокойно спросил стоявшего перед ним мужчину, выходит ли тот на следующей. Пассажир обернулся, и Гене показалось, что слишком пристально на него посмотрел, когда ответил, что выходит. Ему почему-то казалось важным не вступать даже в мимолетный контакт ни с кем, сохранять полное одиночество, чтобы его никто не задевал и не трогал, – ведь каждый мог оказаться потенциальным врагом.

Гена выскочил из троллейбуса, побежал и тут же свернул в большой тенистый переулок, сплошь усаженный деревьями. Он поймал себя на том, что движется между деревьями короткими перебежками, на несколько секунд задерживаясь у каждого ствола, как будто в него прицельно стреляли и пока не попали.