Олег Батлук: Баланс белого

– Гляди-ка, больше не носится, видно, взрослеет.

С голубей, с которыми у мальчика не сложилось, он переключился на здание вокзала на другой стороне. Запретный объект моментально обрастает для ребенка мифологическими деталями. Мальчик мог часами наблюдать за самой выдающейся во всех смыслах постройкой в округе. Время от времени из здания вокзала выходил начальник станции. Он торжественно появлялся в своем идеально отглаженном железнодорожном мундире и фуражке и встречал поезда. Точнее – провожал взглядом, приложив ладонь к козырьку. Начальник станции никогда не опаздывал. В какой-то момент мальчик даже предположил, что начальником станции управляют большие вокзальные часы: когда-то он стал их пленником и теперь вот болтается в своей фуражке, подвешенный к гигантским чугунным стрелкам на невидимых ниточках, как кукла-марионетка. Интересно, а если он однажды не приложит ладонь к козырьку, поезд остановится?

К водонапорной башне у мальчика тоже было немало вопросов. Как-то в сумерках ему привиделось, будто в окошках-бойницах на самом верху блеснул свет. Мальчик тогда только еще крепче прижал к груди свой автомат. Он не сомневался, что в водонапорной башне прячутся злобные тролли, которые хотят заманить старый паровоз в ловушку. Зачем злобным троллям старый паровоз, мальчик не знал, но, с другой стороны, старый паровоз – ведь это настолько ценная вещь, что от нее никто не откажется.

Старушки с интересом наблюдали за своим подопечным и коротали время, гадая, чем же это он занимается, когда ползает по бетону, собирая вековую пыль. На другой перрон, по ту сторону железной дороги, к вокзалу, мальчик так ни разу и не убежал, хотя тот был рядом, рукой подать. Поговаривали, что у его матушки больное сердце. Он не совсем понимал значение этих слов, но маму жалел.

Однажды, на первый взгляд совершенно обычным утром, какими поначалу и кажутся утра, которым суждено перевернуть всю нашу жизнь, вековой уклад станции был нарушен. Кое-что прибавилось к прокисшему местному пейзажу и заставило старушек на развалине-скамейке максимально усилить бдительность. Они перестали дремать и стали приходить на вокзал даже раньше обычного, тем самым опровергнув мнение некоторых злопыхателей, утверждавших, что старушек в свое время принесли на станцию вместе с лавкой.

Новая деталь окружающей обстановки была мала, кучерява, очаровательна и приходилась начальнику станции внучкой. Девочка приехала к дедушке погостить на лето. По ее собственному мнению, она была уже даже стара – только что закончила первый класс школы.

После появления на вокзале девочки мальчик вновь вернул себе гордое звание Оловянного солдатика, которое ему в свое время присвоили станционные наседки. Он больше не позволял себе таких глупостей, как блуждание по перрону. Более того, мальчик пошел на беспрецедентный шаг и перестал швыряться камушками в голубей. Он где-то раздобыл новые батарейки и, как и прежде, носился взад-вперед, расстреливая полчища одному ему видимых врагов. Запыхавшийся солдатик периодически останавливался перевести дух и, естественно, косился в сторону белокурой девочки на другой стороне. Но та только посмеивалась над чумазым сорванцом, а иногда даже презрительно фыркала. Дошколенок был для нее, целой первоклассницы, сущим ребенком. Она смотрела на него с высоты прожитых лет.

Девочка смотрела на мальчика с высоты в буквальном смысле. На втором этаже вокзала располагалась квартира начальника станции. Его внучка любила проводить время на открытом балкончике, утопающем в цветах. К ее приезду дедушка перекрасил серые перила в розовые. Девочка появлялась в каком-то невероятном белом воздушном платье. Старушки любовались ею и вспоминали свои юные годы, хотя их детство кончилось уже так давно, что пожилым женщинам казалось, будто они никогда и не были детьми. Девочка еще плохо писала, неважно считала, не знала, что земля круглая и когда закончилась последняя война. Но наукой кокетства, этим тайным женским знанием, передаваемым через первую заплетенную мамой косичку, она уже владела в совершенстве. Поэтому кудрявая первоклашка не могла позволить себе просто сидеть на своем розовом балконе. Она непременно танцевала, кружась с невидимыми кавалерами, и украдкой поглядывала вниз на своего до зубов вооруженного рыцаря. Чем быстрее кружилась девочка, тем стремительнее носился по перрону солдатик. От бесконечной трескотни у старушек начались мигрени. Они гадали, что же кончится у мальчика раньше – силы или батарейки.