Михаил Титов - Другая любовь. рассказы

– Что, девушки, слушать желаете? – скрепя сердце, любезно склонил голову Андрюха.

– Есть что-нибудь наше? – подала голос Танька. – Орбакайте, например. Ну, или Алсу.

– Иногда я жгу тебя, – завыл Андрюха. – Всера, всера. Это, что ли?

Танька смутилась и практически вцепилась себе в колени.

– Андрей у нас большой шутник, – натужно заулыбался я. – Девочки, не обращайте внимания. Полностью с вами согласен: нормальная певица Алсу. Нет у нее никаких фефектов фикции.

– К логопеду ей сходить не помешало бы, – смягчился Андрюха. – Ладно, найду сейчас что-нибудь из стратегических запасов. Было что-то из относительно нового. Не нашего, правда.

Андрюха покопался в тумбочке.

– Как раз в тему, – сказал он, доставая пару дисков. – Про пироги будем слушать. Итак! Дорогие мои! – заорал Андрюха. – Позвольте представить! Поет народная артистка Соединенных Штатов Америки – Мадонна! Коротко о певице: знает о сексе все, но старается забыть, активно снимается в кино, мать двоих детей, с недавних пор – сказочница, ну и поет, конечно. Итак, встречаем! – и Андрюха нажал play.

Мадонна что-то сказала на родном американском наречье, потом завела какую-то грустную песню, перешедшую все-таки к припеву в относительный бодрячок. «Pie, pie, American pie», – выдала Мадонна вначале медленно и печально, потом немного разогналась, а к концу песни практически захлебнулась от радости за счастливую североамериканскую житуху.

– Веселей стало? – Андрюха грозно обвел глазами комнату.

– Еще бы! – отозвалась Люська. – Может, за стол все-таки сядем?

– Ну, выпьем, боевые подруги вы наши, – поднял стакан Андрюха, когда все расселись вокруг стола. – За любовь и прочие дела.

– В общем, за баб! – вставил молчавший все это время Санек.

– Мы не бабы, – возмутилась Ленка. – А девушки.

– Ну, за девушек, – смутился Санек.

– Бабы, девушки. Какая разница?! – засмеялся Андрюха. – Пейте, гражданки! Сейчас перейдем к интеллектуальной части нашего вечера.

– Никакого секса! – заявила безапелляционно Ленка, чем рассмешила всех. – Чего ржете-то? – поджала она губы.

– А читали ли вы, Елена, труды немецкого ученого Фройда или, как называют его в России, Фрейда? – подперев подбородок, уставился на нее Андрюха. – Наверняка, нет – сделаю предположение. Так вот, сей муж научно обосновал, что всякая интеллектуальная беседа рано или поздно заканчивается сексом. Факт, подтвержденный изысканиями самого товарища Фройда.

– Говно, а не ученый этот твой Фройд, – подалась вперед Ленка. – Я сказала, что никакого секса не будет. Ты что меня не предупредила? – напала она на Таньку. – Подруга еще называется.

– Лен, расслабься, – пощелкала пальцами Люська. – Это была шутка. Посмеялись и забыли. Правда, Андрюш?

– А тож. Конечно, шутка. Ты, кстати, Лен, чем занимаешься по жизни-то?

– Парикмахером работаю, – Ленка все еще оставалась в напряжении. – А что, это так важно?

– Интересно же знать, с кем дело имеешь, – с чрезвычайной вежливостью пояснил Андрюха. – А парикмахер – очень романтическая профессия. Мне всегда нравилась. В салоне трудишься?

– В парикмахерской на вокзале, – Ленка понемногу оттаивала.

– Нравится работа? – не отставал Андрюха.

– Еще бы, – совсем успокоилась Ленка. – Коллектив у нас хороший. Народ, конечно, дерьмо приходит. Транзитные, в основном. На пересадках им делать нечего, вот и идут развлекаться. А так все нормально. Даже весело. Во дура-то! – Ленка неожиданно хлопнула себя по лбу. – Я же себе слово дала: сегодня не веселиться. У меня траур сейчас.

– Какой траур? – тут напряглись уже все остальные.

– У меня знакомый, почти друг, повесился недавно, – совершенно равнодушно выдала Ленка. – Ни с того, ни с сего. Главное, не пил, не кололся. Чего – вдруг, никто не знает. Видела его за день до этого, идет худющий такой, печальный. Прямо чувствовала, что не к добру. Хотела еще Данилке, брату, сказать: что-то с Крокодилом неладное. Это кличка его. А тот пока прособирался, Крокодил и ушел. И через день повесился.

– Н-да, – выдохнул Андрюха. – Нет повести печальнее на свете.

– Я так думаю: чему быть, того не миновать, – отмахнулась Ленка. – Жалко, конечно, парня. Но сам выбрал. Никто ж его не заставлял.

– Ты, Лен, прямо философ, – подал голос Санек.

– А что, не так, что ли? – обиделась вдруг Ленка. – Я вам точно говорю: от судьбы никуда не уйдешь. Написано тебе на роду повеситься, хоть топись иди, а все равно по дороге повесишься.

– Давайте о веселом чем-нибудь поговорим, – грустно сказала Танька. – У меня от ваших разговоров мурашки по коже.